– Да, понимаешь, тебя на днях могут в школу вызвать.
– В связи с чем? – Густая темная бровь удивленно приподнялась вверх.
Даша рассказала о том, что случилось на алгебре.
– И главное, пап, я сама от себя такого не ожидала! Вдруг не смогла промолчать. Вскочила, начала что-то доказывать, объяснять, отлично понимая, что Клавдия Петровна никогда не признает свою неправоту. Для нее существует только два мнения – свое и неправильное! – горячилась Даша. – И что удивительно, из-за такой малости целый скандал раздула!
– А большие скандалы, они как раз из-за ерунды и начинаются, – весомо и мудро сказал отец и добавил: – Только знаешь что, дочка, я в школу прийти вряд ли смогу. Послезавтра утром в Литву уезжаю за спальнями да за всякой плетеной ерундой. Она опять в моду вошла.
Вот уже полтора года, с тех пор как Даше стукнуло четырнадцать, отец работал водителем в Доме мебели на Кутузовском проспекте. Гонял фуры туда-сюда, привозил мебель, которая пользовалась спросом у москвичей. Зарплата у него была неплохая, только вот Даше часто приходилось оставаться одной. Но она к этому уже привыкла, как привыкла к тому, что у них не совсем обычная семья.
– А надолго? – только и спросила Даша, подавив вздох.
– Дней на десять. Буду часто звонить, – предупредил ее наставления отец. – А насчет школьных дел не волнуйся, – похлопал он ее по руке. – Начнут приставать, скажи, что я целиком и полностью на твоей стороне. Все ты правильно сделала – по совести. И остальные, кто ушли, – тоже. В общем, «если я гореть не буду, если ты гореть не будешь…», ну дальше ты и сама знаешь.
Да, Даша знала стихи турецкого поэта Назыма Хикмета, и звучали эти четыре строчки так:
Если я гореть не буду,
Если ты гореть не будешь,
Кто тогда согреет мир
И кто тогда рассеет тьму?
Еще подходя к кабинету математики, Даша услышала звонкий голос Сапуновой Катьки.
– Нет, ну правда, ребят, вы-то что против ветра плюете? – вопрошала Катька. – Думаете, нам Клавкины закидоны нравятся? Не нравятся, но приходится терпеть!
– Знаете такую пословицу: «Бог терпел и нам велел»? – подхватил разговор Вадик Ольховский.
– А еще есть пословица: «Заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет!» – Это был голос Туси.
– Какая ты жестокая!
– Зато справедливая!
Даша вошла, поздоровалась, ей ответили, но отвлекаться от спора не стали. Шел разбор полета. Взгляд Даши, повинуясь собственному желанию, отыскал Сергея. Он стоял у стены возле доски, его руки были скрещены на груди, а на лице играла небрежная полуулыбка. Он мельком взглянул на Дашку, кивнул, здороваясь. Сердце, как всегда, пропустило удар, а потом забилось ровно, в обычном ритме. Даша, давно привыкшая к таким перебоям, кивнула Сережке в ответ и пошла на свое место. И тут к ней неожиданно подсела Варя Дробышева.
