Картер кивнул на унылый караван головой, засмеялся:
— Смотри, Дорофей, жив курилка! Бар-ба-ро-сса!.. А я думал, что немцы предали забвению этого древнего императора, не оправдавшего их надежд в войне с русскими. Удивительно! С громом и треском провалился «план Барбаросса», увлекая за собой миллионы немцев во главе с Геббельсом и Гиммлером, Гитлером и их генералами. И все-таки имя Барбаросса не наводит на немцев ужас.
«Белый» тоже засмеялся — охотно, во весь рот, громко.
— А это потому, что у них память короткая.
И эти слова и этот возбужденный смех с плохо скрытой злобой обрадовали Картера. Кажется, есть контакт.
— Да, память у них действительно короткая, — сказал он. — Еще западный Берлин лежит в развалинах, еще не сгнили березовые кресты на миллионах немецких могил, разбросанных по всему свету, а потомки Гитлера, его тайные и явные последователи мечтают о новом могуществе, о подводном флоте, атомных пушках, ракетной артиллерии, о генералах, стоящих во главе неокрестоносцев Европы.
«Белый» с удивлением, но не без одобрения взглянул на инспектора, хотел что-то сказать, но сдержался, промолчал.
Картер ясно почувствовал, что нащупал плохо защищенную, уязвимую позицию в круговой обороне дрессированной «лягушки», и пошел в решительную атаку.
— Слушай, Дорофей, как тебе нравится мой русский язык? Если бы ты не знал, кто я, принял бы меня по разговору за русского?
— Хорошо маскируетесь, мистер Кеннеди. Я знаю, кто вы, и все-таки мне кажется, что вы русский.
— Значит, ты считаешь, что я говорю по-русски, как русский? И тебя это не удивляет?
— А чего ж тут удивляться? Мало ли русских людей живет под чужими фамилиями? Своих земляков с турецкой, французской и даже арабской фамилиями довелось мне встречать и в Африке, и в Южной Америке, и в Штатах.
— А давно ты понял, что я русский с американской фамилией?
— Сразу, как вы только появились тут… Вы откуда родом?
— Пермяк, соленые уши.
— С Урала, значит. С Камы-реки. В американца когда перекрестились?
Картер медленно, прямо глядя в глаза «Белого», покачал головой.
— Не крестился. И не буду.
— Как так? Подданство у вас американское?
— Да, чин американский, а в душе я никогда не поддавался американцам. Был и есть и буду русским.
— Чудные вы речи говорите, мистер Кеннеди. Не понимаю, как американцы держат вас на таком высоком посту?
— А они ничего не знают. Перед тобой вот только разоткровенничался.
— А почему? Чем я заслужил ваше доверие?
— Себя в тебе увидел.
