— Нет. Где-то там, между Панамой, Монтевидео, Сан-Паули, Перу и Гондурасом.
— Благодарю вас за точность.
Последние слова Картер произнес по-немецки. Но собеседник не понял его, переспросил по-английски:
— Что вы сказали?
Картер усмехнулся и перешел на английский.
— Извините, мне показалось… Значит, вы не знаете немецкого?
— К сожалению. Мечтаю овладеть. Простите, кое-что знаю: зер гут. Говорят, очень емкий язык.
— О, еще бы! Язык Шиллера, Гейне, Гёте!.. Простите! Если вы не немец, откуда же вы знаете то, что я написал тогда, в сороковом году.
— Законное любопытство. Пожалуйста, могу удовлетворить. У меня в Бонне, в канцелярии Гелена, есть хорошие бескорыстные друзья. Еще в последний день войны они преподнесли мне в качестве музейного сувенира вашу писанину, как вы изволили выразиться. А я только сейчас решил извлечь пользу из этого подарка. Запоздал!
— У русских на этот случай есть такие слова: «Не любо, не слушай, а врать не мешай!» Не слыхали?
— К сожалению, не довелось. — Чарли вежливо улыбался и размешивал сахар в кофе: — У вас больше нет вопросов, Раф?
— Есть!.. — Картер осторожно поставил легкую, прозрачную, из севрского фарфора чашечку на мраморную плиту, откинулся на гибкую, из нейлоновой веревки спинку стула и очень мирно, почти дружелюбно спросил: — Надеюсь, я могу с вами разговаривать как с высокодоверенным лицом?
— Само собой разумеется.
Картер снисходительно усмехнулся:
— Почему же вы так наивны?
— Да? — удивился Чарли. — Интересно, в чем же это проявилось?
— Неужели вы всерьез надеетесь извлечь какую-нибудь пользу из старой липовой истории? Тогда я был один в Париже, беззащитный, а теперь за мной мощь Штатов.
— Надеюсь! Вполне серьезно. Вы и теперь один и без всякой защиты.
— Глупо, Чарли. Я имею основание полагать, что ваши хозяева гораздо умнее. Вы все знаете обо мне?
— Да, все.
— И вы думаете, что я… Поверили моей фальшивке, рассчитанной только на то, чтобы избежать расстрела, скандала. Я не смерти боялся. Не хотел компрометировать свою страну.
— Слова, слова! «Писанине» поверят больше. — Чарли достал из внутреннего кармана пиджака несколько фотографий размером с почтовую открытку. Это были фотокопии обязательства Картера, данного людям адмирала Канариса. — Вот, полюбуйтесь.
Картер не захотел даже взглянуть на свои грехи молодости.
— Вы опоздали, Чарли. Холостой выстрел. Моему начальству давно известно, что я давал вынужденную подписку работать на немцев.
— Неправда, — мягко заметил Чарли. — Ни в вашем отчете, который вы написали для шефа управления личного состава, ни в протоколах службы расследований, ни в документе, посвященном провалу Картера в Париже в тысяча девятьсот сороковом году, ничего не сказано о вашем обязательстве работать на немцев. И потому, если мы сегодня или завтра пошлем эти документы в Баварию «Бизону»… Впрочем, теперь не пошлем. Подождем, пока он вернется из Вашингтона.
