— Пытать? — Глаза у Джилл округлились. Она снова задумалась. — Да, я могла бы их пытать.
— Чтобы получить информацию? — спросил я.
— Чтобы отомстить за все, что они натворили.
— А людей ты могла бы пытать, если бы они совершили то же, что монстры?
— Не знаю, — засомневалась девочка. — Как именно?
Глядя на нее, я вспомнил офицера, который мельтешил на островах Пэррис в качестве классного наставника перед тем, как перейти в разведку, может, даже в ЦРУ (кто знает?).
Он учился на всех, какие только существуют, медицинских курсах, хотя не собирался становиться врачом. У него было вялое рукопожатие. Он был из тех, кто не умеет выбираться из вращающихся дверей. В общем, он доводил меня до оторопи. Поэтому я решил, что для четырнадцатилетней пигалицы одной консультации в день достаточно — дай Бог, чтобы ее переварить.
— Любым способом, — я не стал вдаваться в подробности.
— Кажется, могла бы, но только тех людей, которые перешли на сторону пришельцев.
— Тогда ты свободна, потому что пришельцы никого не вербуют, кроме зомби.
— А с ними мы знаем, как расправиться, правда ведь, Флай? — повеселев, воскликнула Джилл.
— Точно.
Я шутливо хлопнул девчушку по руке, как делал обыкновенно с Арлин. Она сначала отпрянула, но потом с виноватой улыбкой ответила мне тем же. С некоторых пор она перестала принимать по каждому поводу оскорбленную позу, как вечно обиженный человек. Что-что, а люди умеют подгадить.
Время близилось к десяти, мы ждали возвращения Арлин с Альбертом.
Я почему-то чувствовала себя виноватой, оставляя Флая с Джилл в логове фокусников-головорезов.
Когда я в первый раз увидела Альберта, то подумала, что он слабак. Может, дело было в том, как он держал автомат у головы единственного в моей жизни (кроме Вильгельма Додда) мужчины, который чего-то стоил, — капрала Флинна Таггарта из Армии дураков Соединенных Штатов. Во время прогулки с этим благочестивым атлетом по магазинам я поймала себя на том, что изредка поглядываю на его профиль и нахожу силу там, где поначалу видела только слабость.
Я всегда любила сильных мужчин. Таким мне запомнился отец. Он умер, когда мне было всего десять, поэтому многие детали стерлись из памяти. Но мне хочется думать, что таким он и был. Я росла, защищая его память от нападок брата, этого слизняка, который утверждал, что отец нас бросил.
Я не думала о семье с тех пор, как началось вторжение, кроме того раза, когда Флай навел меня на разговор о брате и мормонской церкви. Я вообще с радостью выкинула бы эту тему из головы, но Альберт вдруг возьми да спроси:
