Я бросился к ним, но новое заклинание угодило мне прямо в грудь. Амулет архимага взорвался горячей волной, поглощая часть урона, но я все же свалился на колени. Больше заклинаний не было, но те подростки, что были на ногах, тут же продолжили свое грязное дело.
Я обрадовался, что они никогда не участвовали в настоящих рукопашных драках, поножовщинах или боевых стычках. Лупили они меня хоть и сильно, со всей яростью, но неумело, не понимая, что каблук наносит больше боли и вреда, чем мягкий носок.
– Мы тебя предупреждали, сволочь. Разве нет? – я не знал, кто говорит, но голос был чертовски неприятным. – Оставь свои замашки при себе, иначе тебе несдобровать.
Потом кто-то из них додумался мне напрыгнуть прямо на голову, отчего я увидел целый космос, яркий и бесконечный. «Да, дети не только жестокие, но и изобретательные», – последней мыслью подумал я и отправился в звездное путешествие.
Из забытья я вышел словно наново родился, хотя нечто похожее вокруг себя я уже видел. Потолок. Белый, ровный, но не потресканый. Постель. Мягкая и уютная, но нисколько не желанная. Я пошевелился. Никакой боли тело не чувствовало, что и не удивительно: после подобных потасовок я и сам прихожу в норму через день-другой, не больше. А уж если со мной поработали врачи, причем маги, то на ноги встать должен уже хоть сейчас.
Я так и сделал. Моя одежда лежала рядом, и я с сожалением подметил, что брюки порваны в области карманов, а от рубашки ничего не осталось кроме тряпья. Теперь придется носить униформу слуг замка постоянно.
Отодвинув ширму, я выглянул и увидел большую светлую комнату, где было несколько рядов коек, тележек с капельницами и симпатичная девушка в белом халате. Она склонилась над одной из коек, что-то шепча больному. Потом она развернулась, держа в руках журнал записей, я увидел амулет, чем-то похожий на мой, но не из благородного метала, и безнадежно махнул рукой. Вернулся к себе за ширму, где стал одеваться в остатки моей одежды.
Потом вышел. Я хотел засунуть руки в карманы и выйти по-щегольски, но их у меня уже не было. Теперь некуда будет прятать булочки, оставшиеся от завтрака.
– Сейчас утро, или день? – обратился я к девушке. У нее были темно-малиновые волосы, блестящие на концах.
– День, – ответила она.
– Тогда добрый день.
Натягивать улыбку не хотелось, и я не стал этого делать. Она тоже.
– Как себя чувствуешь? – спросила она.
– Нормально. Только спина болит. Производственная травма, еще с прошлой работы…
