За соседним столом, на месте истца, гордо восседала Дюран, которая, словивши мой беглый взгляд, позволила себе язвительную полуулыбку. Женщину окружали разодетые хлыщи, от высокомерного вида которых меня начинало тошнить. Очень захотелось покрыть их всех руганью, но сдержал меня от подобного шага страх быть растерзанным свирепою толпой.
После формальных процедур, перечисления участников процесса и названия моего дела, судьи, а их было пять – все старые и сморщенные – дали слово истцу, высокоуважаемой леди Дюран. Та вышла с известной помпой, качая сиськами в такт своим шагам, стала за трибуну. Кто-то даже подержал ее аплодисментами, но один из судей грозно ударил молотком по подставке.
С кислым, но непроницаемым лицом я слушал, как в мою сторону льются потоки грязи. Очень хотелось возразить по некоторым пунктам (нахальная Дюран утверждала, что я подло напал на Дархана и силой отнял у того медальон), но охранник возвышался за моей спиной. Затылком я чувствовал угрозу, исходящую от него и помалкивал даже тогда, когда с губ истца слетели совсем уж необоснованные обвинения в том, что я порождение дьявола, ублюдок и, в конце концов, обычный смерд. Она бы еще в измене родине меня уличила, сволочь…
На последней реплике истца оборвал самый маленький из судей, глаза которого полностью закрывали седые брови. Он, вежливо покашливая, попросил сохранять вежливость к ответчику, ибо, не смотря на все факты простолюдинов в зале высшего магического суда быть не может. Дюран слегка запнулась в своей речи и даже немного покраснела, а я внимательнее присмотрелся к судейскому составу. Они мне начинали нравиться, к тому же вид у них был таков, что хоть в музей истории ставь. Заинтересованностью ни от кого из пяти не пахло.
– Так же попрошу указывать только проверенные факты, – продолжил низкорослый судья. – Отчет специальной комиссии мы все получили и ознакомились с ним. Пожалуйста, придерживайтесь ее результатов, не играйте на публику. В конечном итоге мы здесь собрались, чтобы не отклоняться от Порядка.
Лицо Дюран сильнее залилось краской, не спасла даже косметика. Публика, поголовно настроенная против меня, солидарно промолчала, а я не удержался и причмокнул губами, посылая матери Дархана воздушный поцелуйчик. К несчастью моя посылка адресата не достигла, ее перехватил крайний судья, широкоплечий и с уродливым морщинистым лицом. И хоть на нем не отразилась ни одна эмоция, я почему-то подумал, что мои шансы резко упали.
