Ну, над какой бы дикостью Ямазаки не работал, для меня это теперь ничего не значило. Я решил, что нужно бы прямо сейчас позавтракать, и открыл холодильник.
― А? У тебя что, еда кончилась, Ямазаки?
― Эй, ты! Нечего есть чужие продукты каждый день, так, будто они твои! Да ещё и в чужой квартире!
― Уж прости, но что поделать: я продал холодильник из своей комнаты в магазин подержанных вещей…― сочиняя на ходу уважительную причину, я извлёк лапшу быстрого приготовления с её обычного места в шкафу.
В этот момент зазвенел звонок. Гости?
Ямазаки не спеша поднялся из–за компьютерного стола, прошёл в прихожую и открыл дверь. За ней стояли два религиозных проповедника. Однако сегодня это были не Мисаки с её тётей, а молодой человек лет двадцати в костюме и мальчик, на вид не старше средней школы, в тёмной–синей спортивной куртке. «Маршруты у них, что ли, поменялись?» ― подумал я.
Однако действовали проповедники всё так же.
― Эм, мы раздаём вот эти журналы… ― проповедник протянул две брошюры Ямазаки, ― Видите ли, мы стараемся распространять весть о нашей религии…
Ямазаки принялся отбиваться от проповедника в соответствующих выражениях.
Пока я смотрел на них, у меня внезапно родилась прекрасная мысль. Я подошёл к ним поближе, изо всех сил хлопнул Ямазаки по спине и встрял в разговор:
― Ну о чём ты говоришь, Ямазаки?! Ты же раньше признавался, что тебе очень нравится подобная литература!
― Чего?!
Не обращая внимания на Ямазаки, взглянувшего на меня с видом «Что ты несёшь, придурок?», я повернулся к проповедникам и оттараторил на одном дыхании:
― Вообще–то, мы уже давно интересуемся вашей религией. Не могли бы вы позволить нам посетить одну из ваших встреч?
Вчера вечером, когда мы прощались, Мисаки шепнула мне:
― Завтра моя очередь выступать в школе миссионерского служения, а я не хочу.
― Что это? ― поинтересовался я, и Мисаки, запинаясь, описала.
Школа миссионерского служения была, судя по всему, неким собранием, где «изучающие учение» могли совершенствоваться в «служении». Завтра ей нужно было выступить с речью перед всеми остальными.
Её речь изобиловала таким количеством религиозных терминов, что постороннему вроде меня было невозможно понять, о чём она говорила. Когда я попытался расспросить её об этом подробнее, Мисаки поспешно вскочила со скамейки, засобиравшись домой. Она ушла, сказав на прощание лишь:
― В общем, поскольку завтра мне нужно заниматься этим, в город мы отправимся послезавтра. Не забудь, ты мне обещал.
