– Ну?! – ответил он, ничуть не тише, даже мощнее.
– Настя у меня, – сказал я, предчувствуя новый шквал со стороны любящего отца.
– Убью, сука, – ощерился он: это было представимо, когда слушаешь голос, – Если хоть пальцем тронешь – будешь кровью умываться!..
– И сама хочет у меня оставаться.
Он замолчал, замер, осмысливая сказанное мной, в сущности, чистую правду.
– И что? – спросил он, наконец.
– В вашем доме она уже подверглась опасности. Я хочу ее защитить, и Настя сама попросила меня об этом.
– Это такая херня, какой я в жизни не слышал, – тяжело сказал он, – Я тебе не верю, просто не верю. И все, что я говорил – не пустые слова. Я в любой момент могу придавить тебя. Ты думаешь, я боюсь, что моя дочь у тебя?.. Да ты ничего не посмеешь ей сделать. Потому что, если попробуешь тронуть ее – не просто умрешь, а сдохнешь, как собака. Если ты хочешь остаться в живых, вези ее ко мне. Прямо сейчас. Ты понял?
– Понял, – жестко ответил я, – Вы идиот. У меня телефон с автоматической записью текущего разговора. Если ваши слова попадут в прокуратуру, что с вами будет? За ваши угрозы, кроме своего поста, вы получите от года до трех!.. Если вы не выслушаете меня по-настоящему...
Он прервал меня – очень громко и многословно: он орал, как дикий зверь, матерился, как портовой грузчик, ярость Горелова не знала пределов.
А во мне нарастала злость и уверенность, что тюрьма этого человека только испортит.
Я попробовал, все же, прервать его, считая, что даже у самого крупного в городе идиота должен быть последний шанс.
– Горелов! – сказал я, – Ты представляешь, куда ты ввязался со своей Выставкой Икон?! Умирают все, кто знал содержание специального тиража каталога выставки! Ты – предпоследний из тех, кто знает его! Ты просто подумай, ЧТО будут делать люди, которые под прикрытием этой выставки преследуют свои интересы, организуют свои дела?!
Он не остановился.
– Ты уже, считай, умер, – сказал он насмешливо и зло, – Потому что, пока ты суетишься, люди, которые были посланы за тобой следить... – он сделал паузу, словно оглянувшись на что-то или... на кого-то, и, усмехаясь, продолжил, – ага, они уже получили приказ тебя убить! Ты сейчас сидишь, и говоришь со мной, а я смотрю на... – и тут грянул выстрел.
Вернее, не грянул, а хлопнул, но этот хлопок глушителя я смог бы отличить от чего угодно на свете.
Против воли я вскрикнул, дернулся, вслушиваясь в хрип оседающего отца Насти, девочка вскрикнула, прикрывая ладонями губы, с ужасом смотря на меня, – по моему лицу она поняла: произошло что-то страшное.
