– Ты попробуй, – глухо сказала девочка, не опуская блестящих влажных глаз, в которых вместе с тоской запечатлелась надежда.
– Ладно, – сказал я, – я попробую. Но мне надо все хорошенько обдумать. Где он сейчас?
– Он уехал на какую-то деловую встречу, понятия не имею, когда приедет.
– А что потом?
– Потом, наверное, будет спать.
– Я просто подумал, сколько времени ты сможешь быть у меня...
– Я бы тут навсегда осталась, – еле слышно произнесла она, – Можно?
– Ты просто представь, что будет с твоими домашними?
– Да они далеко все. – пожала плечами Настя, – Кто за границей, кто на отдыхе, кто просто живет не здесь. Бабушка весной умерла, только папа и остался.
– А братья, сестры?
– Все двоюродные и троюродные, с родителями. Только один Костя старше меня, он сейчас в Москве, учится.
– В университете?
– В университете. Психолог.
– Ясно. Как думаешь, когда твой отец спохватится, что тебя нет?
– Если проснется рано, значит, сразу же и спохватится, – ответила она, – Он по утрам и вечерам ко мне приходит, или спать уложить, или разбудить. А если проснется часов в девять-десять, значит будет думать, что я в школе.
– Погоди, а охранник?
– Ой, черт, я про него и забыла... Никак не привыкну!.. Да, этот будет ждать, пока я проснусь, а если не проснусь к завтраку, пойдет будить.
– Во сколько, самое раннее?
– Самое раннее – сейчас, – резонно ответила она, – приедет усталый папочка, зайдет взглянуть на доченьку, увидит, что ночь на дворе, а ее нет дома, и... – в этот момент заверещал мой сотовый телефон.
– Мареев слушает, – сказал я, поднося его к уху.
– Где моя дочь?! – голос у Горелова был, как медвежий рык, он дышал злобой и яростью, казалось, сейчас из маленького телефона высунется большая когтистая лапа и схватит меня за голову.
– Спокойнее! – прикрикнул я, невольно отстраняя телефон от себя.
– Ты, мудозвон калеченый, если через пять минут она не будет дома, пожалеешь, что на свет родился! – рявкнул Горелов в трубку, используя отточенные интонации начальника областного отдела налоговой инспекции, прижимающего злостных неплательщиков.
– Вы слушать будете, или орать?! – спросил я, повышая голос; Настя, похоже, все поняла, и, коротко вздохнув, поджала губы, пытаясь отыскать спасительное решение: что делать?
Горелов на мое предложение замолчать не откликнулся ничем разумным; в ход пошли грубые и изощренные ругательства и угрозы.
– Заткнись, твою мать! – рявкнул я в ответ, чувствуя, что сейчас или заставлю этого человека слушать меня, или отключусь, – Слушай, что тебе говорят!
