– Вы полагаете? – скорее для проформы поинтересовался Горелов; кажется, его интересовало, чего я еще скажу.
– В моей работе важна каждая мелочь, – просто ответил я.
– Спрашивайте, – велел он, устраиваясь поудобнее, – Поглядим, какой вы умный.
– Вопрос номер один: как вы узнали, что с Настей что-то случилось?
– С чего вы взяли, что я что-то знал до того, как вы позвонили?
– Вы схватили трубку тут же, после первого звонка, значит, ждали его. Кроме того, вы собрались угрожать мне, считая, что я держу вашу дочь насильно, у вас тон очень выразительно поменялся, например, когда я сказал, что не нужно давать ей телефон. А в такое состояние ввести человека может только сильное волнение или злость. Вами владели и то, и другое. Значит, кто-то предупредил, что с Настей не все в порядке – либо охранник, от которого она смылась, либо... а я считаю, что так оно и было, – кто-то позвонил и пригрозил. Или намекнул. так было?
– Звонил мужчина, судя по голосу – средних лет. Откуда – определить не удалось, скорее всего, с автомата. Он предложил мне обменять Настю на некоторые ценности, связанные с проектом, над которым я сейчас работаю... вернее, я и близкие мне люди, мои друзья.
– Выставка Русской Иконы?
– Да. – теперь Горелов явно убедился, что в скорости работы и догадливости я не уступал требованиям, которые он собирался предъявить мне.
– Самсонов был убит, потому что был связан с этой работой.
– Да, но мне важно узнать, конкретно, из-за чего, исходя из этого, я смогу понять, кто заинтересовался нашим проектом: коммерческие структуры, властные, мафия?.. А сейчас я как слепой! И никто из моих людей не может узнать ничего; они даже того, что вы узнали за один день, до сих пор не добились.
– А почему же вы все-таки, скрыли от меня, кто вы такой, и чем занимаетесь? Это бы сэкономило много времени.
– По двум причинам. Во-первых, я не хотел заранее программировать вашу деятельность: вдруг Самсонова убили совершенно не связанные со мной или с проектом люди? А во-вторых, я не хотел светиться в преддверии важного дела – выставка начнется послезавтра, туда вложены огромные деньги, – а я опасаюсь...
– Понятно, – кивнул я, раздумывая, сообщить про Штерна, или нет.
В конце концов я пришел к выводу, что Горелов о художнике ничего не знал, и нечего было ему въезжать в детали.
– Значит так, – бодро сказал я, – сейчас я принимаю от вас торжественный ужин и, так как время подходит к семи, еду к знакомому букинисту, пока магазин не закрылся. А потом, часам к девяти, еду в Ленинский и говорю с четверкой похитителей. Хорошо?
