Конан почувствовал, как на лице его выступает холодный пот, а меч в руке дрожит, как лист в осеннем лесу. Холодный, бездушный, нечеловеческий вопль прокатился вокруг и растаял где-то над болотами на немедийсной стороне, дух ванира Браги влился в легион «Детей Грома» у престола Ледяных Гигантов, и восточная сабля хлестким движением отделила мертвую голову от мертвого тела. Рыжая борода еще не коснулась окровавленного мха, как Хват метнулся вперед, и Конан увидел блеск голубоватой туранской стали возле своего лица.
Вновь зазвенели клинки и послышались дикие крики. Схватка переместилась дальше вглубь леса, а обезглавленное тело стоящего на коленях «эйнхерия» осталось у опушки.
Собрав все свое некогда грозное умение, Конан отбил стремительную, словно бросок кобры, атаку разбойника и, улучив мгновение, прислушался. Или ему показалось, или сквозь лязг сражения он различил звуки боевого рога и топот копыт?
Вновь голубоватым огнем сверкнули сабельные лезвия, хлестко рассекая воздух в волоске от горла киммерийца, и Конан прыгнул вперед, рубя крест-накрест перед собой. Этот двойной удар — самый, пожалуй, распространенный в бешеной сабельной рубке к востоку от моря Вилайет, однако нанести его громадным аквилонским клинком кроме Конана могли очень и очень немногие. Хват, без сомнения понимавший толк в сабельной рубке, мгновенно и инстинктивно перекрестил пространство перед собой таким же движением, только быстрее и легче — защита «крылья махаона». Так назвал ее салтанапурский поэт и воин Розиль Великолепный, учивший юного киммерийца благородному искусству игры клинков в те времена, когда чешуйчатый атаман еще ходил под себя и мучил кошек. Легкие изогнутые сабли легко отвели два удара тяжелого меча, не стараясь с риском сломаться встать на пути сверкающей стали, а сопровождая их, с «чувством залипания», как учил Розиль. Но третий удар киммерийца — плашмя по лбу, с короткого расстояния, с которого невозможно нанести толковый рубящий, достал-таки Хвата. Голова его дернулась и откинулась назад, увлекая все тело… и упавшего главаря разбойники закрыли своими телами.
Конан перебросил меч из онемевшей от усталости правой руки в левую и приготовился к броску, собираясь прорваться к атаману и добить, когда прямо перед ним вдруг пронесся всадник, на скаку подняв на пику одного из разбойников. Умелым движением всадник перекинул бездыханный труп через ближайшие кусты, высвобождая древко, пока конь его плясал, крутясь, перед Конаном и «эйнхериями», заслоняя короля от врагов. Опомнившиеся разбойники кинулись врассыпную, вслед за ними пошли, выскакивая из чащи, Черные Драконы. Конан отбросил меч в сторону и сел прямо на окровавленную землю. Тело было словно налито расплавленным свинцом, руки онемели, казалось, что открылись все шрамы от бесчисленных ран прошлого, такая боль пронзила тело некогда неутомимого бойца.
