— Мой государь, Аквилония не может позволить себе такую войну, в столь отдаленных местах, да еще с могущественными гирканцами… — начал, было, лепетать один из советников, но Конан прервал его грязной руганью и топнул ногой.
— А ваша Аквилония и не будет вести войну. Войну буду вести я. Эй, герольды, если за три седмицы не будут подготовлены все бумажки по поводу моего отречения в пользу Конна, мой отъезд на восток ознаменуется казнью нерадивых слуг. Да, престол и вся эта страна, надоевшая мне как рабу ошейник, остается Конну. Троцеро, друг мой, ты, я думаю, не покинешь его в течение первых лет правления. Хотя, по правде сказать, он уже справляется гораздо лучше меня, чем я в те годы, когда только вступил на престол. Мне же…
Конан посмотрел вокруг, на лица присутствующих, зачем-то даже потрогал занавесь на окне и подкинул в воздух скипетр:
— Мне же останется письменно подтвержденное право прохода к мавзолею, где упокоилась моя дорогая Зенобия, три полка, набранные из добровольцев на аквилонские деньги, да мое оружие, конь и сбруя. Все…
И он, провожаемый изумленными взглядами придворных, своего сына и старейшего сподвижника, направился вон из залы, по дороге хлопнув по плечу стоявшего на часах угрюмого и бесстрастного северянина:
— Я решился. Все, хвала Крому, я решился.
И за королем захлопнулась дверь.
Глава вторая
— Сносно, сносно… — бормотал король, вразвалку бредя вдоль жидкого строя латников.
Воины заметно нервничали, пока тянулось ожидание объявленного смотра, однако к моменту, когда из командирской палатки вывалился заспанный Конан, ратники устали бояться и тупо застыли. Больше других суетился десятник. Он шел вслед за королем, и придирчиво осматривал внешний вид подчиненных, вытаскивал из ножен клинки. Меж тем времени у гарнизона, чтобы привести себя и оружие в порядок, оказалось предостаточно, и придираться к чему-либо было уже поздно. Конан и сам, хлопая по отвислым животам потерявших молодцеватость воинов и ухмыляясь, видя множество проколотых ушей — и при этом ни одной серьги или зингарского кольца, начал уставать от бессмысленности своей затеи. Дойдя до конца шеренги, он резко развернулся на каблуках и поманил пальцем командира заставы, который прятался в толпе телохранителей. Дрожа как осиновый лист, упитанный капитан подошел к своему владыке.
— Бравые вояки, что и говорить, — насмешливо хмыкнув, произнес Конан. — И что это они у тебя гниют по палаткам без дела?
