Сэр Малькольм хорошо знал доктора Гарднера. И всегда восхищался его проницательностью и четкостью суждений. Когда врач удалился с медицинской сумкой в руке, Финдли сказал:
— Как видите, кабинет Брайана Уоллеса перевернули вверх дном. Когда мы вошли сюда в первый раз, здесь все так и было.
Еще недавно в кабинете, судя по всему, было тепло и уютно. Теперь же здесь царил беспорядок. Книги валялись на полу, ящики бюро выдвинуты, а их содержимое разбросано по ковру. Ящик для бумаг и вовсе выдернут с корнем, а сами бумаги рассеяны по всему кабинету. Хаос коснулся и украшений, свидетельствовавших об изысканном вкусе Брайана: искусной работы ларчик для брелоков из фарфора, к несчастью, разбился; стенные часы, убранные первоцветом, и шахматные фигуры из моржовой кости опрокинуты, равно как и старинные ирландские подставки для книг, и даже плюшевый медвежонок…
— Преступник что-то искал, — сказал Форбс.
— Или по крайней мере делал вид, чтобы сбить нас с толку, — прибавил Финдли.
Сэр Малькольм заметил:
— В спальню можно попасть только через кабинет, не так ли?
— Точно, — ответил лейтенант. — Я тоже обратил внимание. Из спальни есть только один выход — через кабинет. Из нее можно попасть и в ванную, но там своего рода тупик.
Они прошли в спальню, где эксперт снимал отпечатки. Это была довольно просторная комната с двумя окнами, выходившими в парк. Финдли объяснил, что тяжелые гардины из коричневого бархата были задернуты, когда они вошли сюда в первый раз, и после предварительного осмотра места происшествия он велел их раздвинуть.
Тело Брайана Уоллеса опиралось на спинку в изголовье кровати. Спереди ночная рубашка была вся в крови. Его сердце, насквозь пронзенное стрелой арбалета, как будто разорвалось. Но и сейчас потомок предводителя вигов выглядел совсем как живой. По застывшему на его лице волевому выражению можно было подумать, что он в приливе гордости ничуть не испугался неотвратимой смерти. В правильных чертах лица аристократа, убитого столь таинственным образом, не угадывалось ни тени страха. Вот уж действительно — принц из трагедии елизаветинских времен,[2] подумал сэр Малькольм и вспомнил Гамлета.
— Кто закрыл ему глаза? — спросил он.
— Когда я только прибыл сюда, они уже были закрыты, — сказал лейтенант Джеррольд. — Наверное, мать закрыла, а может, кто-то из гостей.
— А кто первым его обнаружил? — осведомился Форбс.
— Мэтью Эттенборо, его старый друг-приятель. Они вместе учились, — сказал Джеррольд. — Их иногда видели в обществе — то вдвоем, то с Маргарет, сестрой Мэтью. Да и потом, этих Эттенборо частенько принимали в замке. А что до арбалета, его после убийства повесили обратно на стену.
