* * *
Я лежал дома в постели.
Под одеялом было тепло и мягко. Привычно стучал будильник. Из-под крана на кухне брызгала вода. Это умывалась мама. Вот она вошла и сдернула в меня одеяло.
- Вставай, хвастунишка! - сказала она, нетерпеливо расчесывая гребешком свои густые черные волосы. - Я вчера зашла к вам на собрание и от дверей слышала, как это ты разошелся: "я вскочил", "я кинулся", "я ринулся". А ребятишки, дураки, сидят, уши развесили. Думают - и правда!
Но я хладнокровен.
- Да, - с гордостью отвечаю я, - а ты попробуй-ка переплыви в одежде Кальву.
- Хорошо - "переплыви", когда тебя из воды собака Лютта за рубашку вытащила. Уж ты бы лучше, герой, помалкивал. Я у Федосеева спрашивала. Прибежал, говорит, ваш Володька ко мне бледный, трясется. У меня, говорит, по географии плохо, насилу-насилу уговорил я его добежать до реки Кальвы.
- Ложь! - Лицо мое вспыхивает, я вскакиваю и гневно гляжу в глаза матери.
Но тут я вижу, что это она просто смеется, что под глазами у нее еще не растаяла синеватая бледность, - значит, совсем недавно крепко она обо мне плакала и только не хочет в этом сознаться. Такой уж у нее, в меня, характер.
Она ерошит мне волосы и говорит:
- Вставай, Володька! За ботинками сбегай. Я до сих пор так и не успела.
Она берет свои чертежи, готовальню, линейки и, показав мне кончик языка, идет готовиться к зачету.
* * *
Я бегу за ботинками, но во дворе, увидев меня с балкона, отчаянно визжит Феня.
- Иди, - кричит она, - да иди же скорей, тебя зовет папа!
"Ладно, - думаю я, - за ботинками успею", - и поднимаюсь наверх.
Наверху Феня с разбегу хватает меня за ноги и тянет к отцу в комнату. У него вывих ноги, и он в постели, забинтованный. Рядом с лекарствами возле него на столике лежат острый ножичек и стальное шило. Он над чем-то работал. Он здоровается со мной, он расспрашивает меня о том, как я бежал, как заблудился и как снова нашел реку Кальву.
Потом он сует руку под подушку и протягивает мне похожий на часы блестящий никелированный компас с крышкой, с запором и с вертящейся фосфорной картушкой.
- Возьми, - говорит, - учись разбирать карту. Это тебе от меня на память.
Я беру. На крышке аккуратно обозначены год, месяц и число - то самое, когда я встретил Федосеева в лесу у самолета. Внизу надпись: "Владимиру Курнакову от летчика Федосеева". Я стою молча. Погибли! Погибли теперь без возврата все мальчишки нашего двора. И нет им от меня сожаления, нет пощады!
