Незадолго до начала Второй мировой войны группа молодых львовских поэтов задумала создать литературное кабаре. Меня послали в Варшаву в поисках текстов для программы: надо было отыскать нужного человечка, Хенноха Фукса — поэта, актера и режиссера. Задача не из легких, так как это был непоседливый плут. В варшавских актерских кафейках я узнал, что Хеннох куда-то смылся и якобы покончил с подмостками, женившись на дочери какого-то торговца в Горе Кальварии. Я решил туда съездить — благо, тридцать с гаком километров всего. Поговорю с ним, возьму тексты, осмотрю знаменитое местечко и сразу смотаюсь. Я и не представлял себе, какое приключение меня там ожидает. Долго смеялись надо мной, когда я вернулся без желанных текстов!
* * *
Стояла полуденная июльская жара и была пятница, преддверие шабаса. Я с трудом отыскал место в набитом до отказа вагончике «Тюхти». Все пассажиры, кроме меня, были хасидами с бородами и пейсами. Я, по правде говоря, до того времени с хасидами близко не сталкивался. Разве что в еврейском театре, когда смотрел сценическую хасидскую легенду «Дибук» Симона Анского. Она очаровывала меня восточными одеждами и ритуалом религиозных обрядов. Кое-что мне рассказывали о том, что ха-сидизм на первое место ставит чувства, а не сухие предписания раввинов. Слышал я также и об их религиозной экзальтации и мистицизме. Теперь, оказавшись среди них, я увидел, что это по большей части торговцы, ремесленники и просто бедняки-кабцаны. Все были возбуждены предстоящей встречей со святым «магидом» и с нетерпением ждали отхода поезда. Но «Тюхтя» не трогался с места и все вбирал и вбирал в себя новые толпы шумливых хасидов. Когда же он наконец дернул и двинулся, то в нем негде было яблоку упасть: все коридоры, все пространства между скамьями были забиты до отказа.
«Тюхтя» тащился со скоростью чумацких волов, подолгу стоял на каждой остановке и ухитрялся принимать все новых хасидов. Деревянные вагоны его буквально трещали по швам. Жарища была невыносимая. Я уже охотно сбежал бы, но ко мне на колени уселось двое и я не мог пошевельнуть ни рукой, ни ногой. Спутники мои, в отличие от меня, явно радовались и громко пели прямо у меня над ухом. А те из них, кому удавалось высвободить руки, еще и прихлопывали в такт:
— Мыт симхе, йиделех, мыт симхе ломир Им динен! — С радостью, евреи, с радостью будем Ему служить!
— Мир хобен а инзерн Тате им гимль! — У нас есть наш Отец Небесный! — неслось из другого вагона.
