— Ты меня вылечишь?
— Вылечу. И сам научу раны исцелять. И еще многому и многому смогу обучить, коли радивым учеником окажешься.
— Я что хочешь сделаю, тебя вместо отца стану почитать, только помоги поскорее, — взмолился Буян. — Нельзя мне таким жить, не для чего!
— Смысл во всякой жизни найти можно, — строго сказал волхв. — Но тебе я помогу… Вот только сын мой вернется.
— Что-то давно его нет, — откликнулась от печи женщина. Все это время она хлопотала по хозяйству, не вмешиваясь в разговор мужчин. — Я уж все сготовила…
Чистомысл прикрыл глаза, нахмурился, сжимая кулаки на коленях.
— Идет он, — сказал негромко. — У ворот уж… Встречай, мать! Что-то быстро вернулся, как бы пустой не пришел!
Тут стукнула воротина, что была сделана с наклоном, чтобы сама, своей тяжестью, захлопывалась за входящим. Хозяйка оторвалась от печи, выпрямилась, но не успела и шага сделать, как отворилась дверь и вошел отрок лет двенадцати с корзиной, в которой был обмотанный тряпицей кувшин с заткнутым горлышком.
Отрок был в холщовой рубахе и штанах, но на ногах, чему немало удивился Буян, были у него сапожки, сшитые по его мерке, и явно не дома, а купленные на торгу. На плечах мальчика висел короткий, тоже под его рост, лук с колчаном стрел и козий плащ. Льняные волосы слегка топорщились от быстрой ходьбы, а серые глаза на усталом лице горели тем же светом, что и у отца.
Войдя, отрок кивнул отцу, поклонился матери и поставил корзину на лавку у входа. Ловким движением сбросив с плеча лук и колчан, он по-мужски скупо мотнул головой назад:
— Я там дичину принес, мать…
Женщина все поняла, перехватив взгляд Чистомысла, и быстро вышла.
Когда дверь отгородила ее от мужчин, волхв спросил сына:
— Есть, Мечислав?
Отрок поправил пояс и подошел ближе:
— Пуст ушел, не дуст вернулся.
— Где нашел?
— Не там, где ты сказывал. Подалее, у самого Светлого озера. Кабы не птицы, век бы не сыскал.
— А та ли?
— Проверено.
— Ну, давай, достань!
Буян забыл про свою хворь, с интересом слушал их разговор. Он еще не мог догадаться, что искал в камышах у озера отрок.
А тот вернулся к корзине, достал из нее кувшин, бережно прижимая к себе, поднес отцу. Чистомысл стал разматывать тряпицу, освобождая кувшин. Мечислав же принес чару.
Когда тряпица была снята, Буян подивился, что круглые бока кувшина запотели, словно его только что вынесли из погреба на яркий полдень. Даже отсюда чувствовался холод.
Когда Чистомысл откупорил горлышко, оттуда поднялся облачком пар, а края покрылись инеем. Мечислав подставил чару, и волхв наклонил над нею кувшин.
