А дракон действовал с хладнокровием опытного убийцы. Его ничуть не смутил яростный лай проснувшихся от громкого рева собак — животные вышли из гипнотического оцепенения сразу, как только гад отвлекся от них. Храбрые псы прыгали, вставали на задние лапы, пытаясь достать чудовище, и свирепо лаяли, но дракон даже не взглянул в их сторону: железные мечи не одолели его, так стоило ли опасаться собачьих клыков?
«Пастухи! — пришла Люцию, казалось, единственная спасительная мысль.— У них же есть луки!»
Он с надеждой взглянул на костер. Но глупые варвары и не думали спасаться: распростершись ниц, они молились своим уродливым богам, очевидно считая ящера их посланцем. Кричать им, чтобы вооружились луками и хотя бы попытались отбиться — все равно дракон не пощадит никого,— было бесполезно.
Офицер приготовился умереть достойно. Вместе с последним боеспособным своим воином — это был ветеран из Гандерланда — они встали спина к спине. Мечи вновь оказались в их руках.
Дракон не замедлил с нападением. Совершив пару кругов на высоте, он снизился, сделал еще один круг, огибая двоих, после чего сильно ударил гандерландца плечом. Страшный меч обрушился на самое основание шеи дракона и... отлетел прочь, жалобно звякнув о камни. Победа ящера была полной. Солдату драконий удар сломал шею, а офицер потерял сознание...
— Погубив солдат,— продолжал Септимий, — дракон не замедлил расправиться с пастухами и собаками. Он использовал чары сна, не желая, чтобы его заметили. И опять-таки потому, что его не заметили, до поры не трогал людей. Несмотря на огромную силу и злобную хитрость, ему вряд ли хотелось повстречаться с аквилонской армией. Вот и на этот раз он замел все следы. Вернее, так ему казалось.
— Не знаю, что казалось этому чудовищу, а мне кажется, что я сейчас усну и не смогу узнать, чем закончилась сия удивительная история,— проговорил Юний, широко и совсем не аристократически зевая.— А я вовсе не прочь, между тем, все же дослушать ее до конца. Итак?
— Что ж, друг Юний,— засмеялся Септимий, явно удовлетворенный тем, что товарищ заинтересовался-таки его рассказом и не задремал после первых же пятифраз.— Ты всегда любил остановить повествование на самом занятном месте и отправиться обедать или спать. В этом и заключается целиком столь восхваляемый тобой здравый смысл. Ладно, не смею противиться, иначе ты еще рассердишься и в пику мне откажешься внимать моим речам и далее. Спи, а завтра поутру — я тебе это обещаю — ты узнаешь о вещах куда более удивительных.
