Динка издала короткий лай, немного порыла когтями землю, как всегда, когда была растеряна. Он продолжал наступать:
- Послушай, она даже не узнает, что я читал. Я найду её, отдам ей тебя и всё, - его прямо восхищало, насколько он убедителен, - и больше никогда в жизни ей не придётся со мной встретиться, мы будем, как чужие, навсегда!
Она вдруг перестала рыть землю. Повернулась всем туловищем и встала перед ним. Её коричневые глаза изучающе смотрели в глубь его глаз. Асаф не двигался. Такого взгляда он никогда не видел у собаки. Взгляд говорил ему с этакой собачьей усмешкой: "Ну, в самом деле". И Асаф моргнул первым.
- Я читаю! – сообщил он и демонстративно повернулся спиной. Сперва быстро пролистал, привыкая к тому, что он здесь делает. Ему чудился лёгкий запах крема для рук, возможно, перешедшего с её руки, прижатой к листам. Потом быстро пробежал глазами несколько строк. Не читая, только так, чтобы он и её буквы привыкли друг к другу. Он видел детский почерк, маленькие рисунки карандашом на полях. Улитки и лабиринты.
И вдруг, в одно мгновение, он погрузился в него: ...но откуда Мор и Лиат и все знают, что они будут делать, кем работать и с кем поженятся, а она всё время погружена в свои глупости и фантазии, ни капли не представляя себе, как сделать, чтобы её будущее наконец-то началось! Она боится, что женщина во сне была права, и что у такой лентяйки и мечтательницы, как она, вся жизнь будет ошибкой, жизнь-ошибка!!!
Он положил тетрадь на колени. Ничего не понял. О ком она здесь говорит? Но написанное – сами слова, ритм мыслей и восклицание в конце – вызвали в нём странное волнение. Он ещё полистал. Много коротких кусочков. Описание сумасшедшего, которого видела на улице. Котёнка-сироты, усыновлённого Динкой. Страница с одной единственной строчкой: как вообще можно жить, зная, что случилось во время Холокоста. Вдруг он увидел иностранные буквы. Пригляделся получше, и понял, что это иврит, написанный зеркальным почерком. У него не было достаточно времени на расшифровку; но, перевернув лист, он подумал, что у неё, наверно, была особая причина зашифровать то, что она там написала. С упорством и усилием он медленно прочитал: иногда она думает, что, наверно, есть такой мир – чтение этой страницы займёт у него несколько часов. Он подошёл к велосипеду. С помощью маленькой отвёртки, которая всегда была приклеена сзади к его ботинку ("Отвёртка – это как носовой платок, - учил его отец, - никогда не знаешь, где пригодится"), он отвинтил зеркало. Вернулся к дневнику и бегло прочитал:
