Он стоял на пороге большого тёмного зала, надеясь, что хозяин спустится к нему из башни, но никто не шёл, и шагов не было слышно. Он вошёл, и дверь медленно закрылась за ним. Подождал. Зал начал прорисовываться из полумрака: там было несколько высоких шкафов, тумбы и столы, и книги. Тысячи. Во всю длину стен, на полках, и на шкафах, и на столах, и стопками на полу. Были там и огромные пачки газет, переплетённые бечёвкой, и на каждой из них был приклеен листок бумаги с цифрами: 1955, 1957, 1960... Собака снова начала тянуть, и он поплёлся за ней шаг за шагом. На одной из полок увидел детские книжки, это на мгновение сбило его с толку и даже немного испугало. Что делают детские книжки здесь, с каких это пор попы и монахи читают детские книжки.
Большой сундук стоял посреди зала, он обошёл его. Не то старинный гроб, не то жертвенник. Ему казалось, что сверху слышатся звуки мягких и быстрых шагов и даже звон вилок и ножей. На стенах были портреты мужчин в плащах, нимбы света сияли над их головами, их глаза, полные укора, уставились прямо на Асафа.
Эхо в пространстве большого зала удваивало каждое их с собакой движение, каждое дыхание, каждое царапанье когтей по полу. Собака тащила его к деревянной двери в конце зала, а он пытался тащить назад. Он остро чувствовал, что это последний момент, чтобы убраться и, может, даже спастись от чего-то. У собаки больше не было терпения для его опасений, она учуяла кого-то любимого, запах должен был превратиться в тело, в касание, и она тосковала по нему всей своей собачьей сущностью. Натянутая верёвка дрожала. Собака достигла двери, встала, скребясь в неё когтями и подвывая. Стоя на двух ногах, она была почти с него ростом, и под грязью и клоками шерсти он снова увидел, какая она красивая и гибкая, и сердце его защемило, потому что он, собственно, не успел узнать её, всю жизнь он хотел собаку и умолял, чтобы ему разрешили, зная, что из-за маминой астмы шансов у него нет, а сейчас у него как будто была собака, но только на короткое время и только бегом.
Что я здесь делаю, спросил он себя и нажал на ручку. Дверь отворилась. Он стоял в коридоре, который изгибался, очевидно, опоясывая церковь вокруг. Я не должен здесь находиться, подумал он и побежал за собакой, которая бросилась вперёд, миновал три закрытые двери, как ветер пронёсся между толстых беленых стен, пока не достиг большой каменной лестницы. Если что-то со мной тут случится, подумал – и мысленно увидел, как капитан хмуро выходит из пилотской кабины, подходит к его родителям и шепчет им что-то на ухо – никому не придёт в голову искать меня здесь.
