Днем он отсыпался после ночных утех, плескался в бассейне, навещал сестер, часто заходил в оружейный зал и на конюшню. Любовь к лошадям и оружию, привитая ему с ранних лет Тирибазом, жила в нем и властно звала взять в руки лук или меч, вскочить верхом на горячего скакуна.
Иногда Митридат уединялся в библиотеке, заново открывая для себя сочинения греческих авторов. Особенно его привлекал Геродот, его «История» в девяти книгах. Зачитывался он и описаниями походов великого царя Александра в изложении историка Диодора.
Но честолюбивые порывы, пробуждавшиеся в душе Митридата после всего прочитанного, неизменно гасились унылым однообразием его существования. Каждодневно он чувствовал на себе материнскую опеку. Митридата не допускали до государственных дел, он лишь олицетворял собой царя, не имея при этом никакой власти. Лаодика сама не раз говорила сыну:
– Зачем тебе впутываться в дрязги вельмож, разбирать жалобы простонародья на несправедливость царских чиновников, выслушивать отчеты высших сановников, судить и карать- все это скучно и утомительно, поверь мне. Пускай этим занимаются те, кому положено по должности: Гистан, Гергис, Багофан, Дионисий… Мы же будем предаваться любви, не зная забот и печалей!
Митридат пробовал возражать матери:
– Получается, что во главе царства стоят не цари, но их прислужники. Излишняя власть портит этих людей, их заносчивость я уже испытал на себе. Слуги должны боготворить властелина, а не стараться стать вровень с ним. Мне кажется порой, что царь не я, а евнух Гистан. Только и слышу от тебя и от сестер: «Гистан знает», «Гистан сделает», «Попроси Гистана»…
Лаодика с материнской лаской и тактом любовницы всякий раз убеждала сына в том, что Гистан действительно незаменим, что он самый преданный ей человек, который вдобавок может помочь выпутаться из любого затруднительного положения.
Если днем Митридат еще как-то пытался отстаивать свою точку зрения, то по ночам он всецело принадлежал своей любовнице, не имея сил бороться с ее чарами, снедаемый желанием вновь и вновь владеть этим телом.
Так проходили дни за днями, похожие один на другой. Честолюбивая натура Митридата была опутана сетями сладострастных желаний. И он, все более развращаясь, смирился с этим сладостным пленом.
Однажды, гуляя с Антиохой в дворцовом парке, Митридат неожиданно спросил сестру:
– Ты слышала про царя Эдипа?
Антиоха кивнула, отняв от лица букетик левкоев.
– Конечно, слышала.
