Через несколько мгновений мать и сын, охваченные неистовым желанием, предались страсти прямо на полу, застеленном коврами.
Голоса служанок за дверью потревожили их, уже готовых окунуться в пламенный экстаз.
Любовники, стремительно вскочив, заметались в поисках укромного уголка, дабы завершить начатое. Они спрятались за выступом стены и колонной, поддерживающей свод. Здесь, в тесноте и полумраке, не имея возможности лечь, эти двое вначале стоя ласкали друг друга, затем, так же стоя, соединили свои тела воедино.
Вскоре из-за выступа стены раздались протяжные женские стоны и вслед за ними задыхающиеся от блаженства мужские.
В узкий небольшой зал, освещенный двумя светильниками на подставках, заглянул проходивший мимо евнух. Его насторожили неясные звуки, долетевшие отсюда.
– Кто здесь?- негромко спросил евнух, приоткрыв дверные створки.
Двое за выступом замерли, прильнув друг к другу. Вопрос евнуха прозвучал громче. Затем двери затворились; евнух ушел.
– Днем нам не дадут уединиться,- прошептала царица, облегченно переведя дух.- Приходи ко мне ночью. Придешь?
– Приду,- прошептал в ответ Митридат, зарывшись лицом в душистое руно материнских волос.
* * *
То была едва ли не самая бурная из их любовных ночей. Неповторимая, изумительная по накалу чувств, когда им казалось, будто они сливаются и растворяются без остатка один в другом.
В минуты отдыха Лаодика признавалась, обнимая сына:
– Никому, слышишь, никому не могу я отныне принадлежать, Митридат. Хочешь знать почему?.. Потому что ты взял меня всю без остатка. Иначе не скажешь. Сейчас я отчетливо осознаю это. До тебя я никому не принадлежала. А теперь я твоя и навсегда останусь твоею, даже если ты этого перестанешь хотеть, даже если я сама перестану того хотеть…
– А как же мой отец?- спросил Митридат, изумленный и ошарашенный.
В ответ у царицы вырвался нетерпеливый жест, красноречиво говорящий о том, как низко она ценила своего умершего супруга как мужчину.
Такое признание Лаодики превознесло себялюбивого юношу в собственных глазах. По воле рока до нее у Митридата не было подобного опыта общения с женщинами. И то, что он на материнском ложе превзошел своего отца, наполнило сердце Митридата горделивым самодовольством. Благодаря стараниям Тирибаза в душе юноши жило страстное желание первенства и превосходства. Именно эта черта характера, развитая в нем Тирибазом, помогла Митридату в недалеком прошлом стать отменным наездником, научиться прекрасно стрелять из лука и кидать копье, превзойдя в этом самого Тирибаза.
