– И он позвонил? – спросила Дженни.
– Конечно нет, – ответила Триш и неприятно фыркнула.
– Наверное, было повреждение на линии, – саркастически сказала я, так как, по-моему, самое главное в «Ромео и Джульетте» не там, где произошла путаница. Самое главное, и самое поразительное, – тот эпизод, где Джульетта просыпается рядом с Ромео и обнаруживает, что он мертв. – Разве вам это не знакомо? – спросила я. – Просыпаешься и видишь, что твой любимый мертв?
Все воззрились на меня.
– В переносном смысле, – пояснила я.
Обычно это происходит после шести недель отношений. У большинства людей растягивается, вероятно, на шесть лет, но у меня длится не больше шести недель. Все происходит примерно так. Воскресное утро, комната залита солнцем. Ты запуталась с ним в простынях, растрепанная и соблазнительная в своем любовном возбуждении. Он спит. Ты его потихоньку будишь, и твой томный взгляд вдруг падает на его невинно стоящие возле кровати кроссовки.
И вот оно! Вот крадется дикий зверь. В пустой обуви всегда есть что-то невероятно тревожное. Что-то вроде жуткого следа ноги на песке, только еще безнадежнее – тоскливый отпечаток неисполнившейся жизни. Естественно, что это относится не ко всякой обуви – речь не идет, скажем, о туфлях моей сестры на полу у дверей ее спальни или об обуви в магазине. Но безусловно относится к обуви мужчины, с которым я связана, и совсем уж мистическим образом – к моим собственным туфлям, на которые он смотрит. Когда ко мне приходит мой парень, меня охватывает панический страх, что сейчас он увидит мои пустые туфли. А поскольку я не могу носить всю свою обувь разом, приходится прятать лишнюю в шкафу.
Как бы там ни было, я смотрю на эти кроссовки, и вдруг меня осеняет, что мужчина в моей постели – этот Адонис во плоти, прекрасный образчик мужского начала, мечта наяву – вовсе не Адонис и все такое прочее. У него есть ноги. У него есть кроссовки. И когда его ноги покидают кроссовки, которые валяются без всякого смысла, утрачивая память об этих ногах, они вселяют в меня тревогу и уязвимость. Они заставляют меня с полнейшей определенностью осознать, что он – о боже – что он всего-навсего человек.
– Видите ли, – говорю я, – в «Ромео и Джульетте» обо всем этом есть. Вы переживаете всю эту страсть, реально ее ощущаете, а потом любовный пузырь лопается и превращается в твоих руках в прах. Словно просыпаешься и видишь его мертвого. Мертвого и покинувшего тебя. Все оказалось всего-навсего придуманной сказкой, и пустые кроссовки – прекрасное тому доказательство. И ты даже не можешь упрекнуть его за это – ведь кто первый все это придумал? Ты сама.
