— Нашел я становище отступников и стал говорить им о каре Божьей. Призывал повиниться и не чинить более зла добрым людям. Только Некрас, наущаемый диаволом, натравил на меня смока. Аспид прокусил мне руку, — Артемий поднял правую руку со скрюченными пальцами, рвал лицо, — Артемий коснулся шрама на лице, — а богоотступники смеялись. Еле живой добрел я Турову…
— Видишь, княже? — сказал Дионисий.
— Вижу! — Святослав встал. — И вот, что скажу. Коли Некрас служил бы мне, а ты пришел на него жалиться, выпроводил бы тебя за порог. Но Некрас ворог мне.
— Потому и пришел! — усмехнулся Дионисий.
— Поздно. Нет более Некраса. Люди мои убили.
— Слыхал, княже.
— Так что тебе?
— Люди твои не вернулись из Белгорода…
«И это знает!» — поразился Святослав.
— Раз не вернулись, то и рассказать некому. Может, убили, а, может, и нет. Наверное знать надобно. Мне и тебе.
«Ромей!» — покачал головой князь, но спорить не стал. Прав, епископ.
— Чего хочешь?
— Артемий мой Некраса в лицо ведает. Хочу в Белгород послать. Только Артемий в землях киевских не бывал, в путях несведущ, к тому же люд разный на путях встречается… Дай слуг сопроводить его до Белгорода и встретить на обратном пути.
— Не побоится вновь безбожника встретить?
— Не побоюсь! — сказал монах. Голос его стал другим: звонким от ненависти.
— Что будет, как встретишь?
— На все воля Божья, — монах склонил голову.
— Быть посему! — сказал Святослав, вставая…
— Может, следовало князю сказать? — спросил Артемий, когда они с епископом вышли от князя. Гостей сопровождали гридни, но Артемий говорил по-гречески.
— Если мертв Некрас, князю знать без нужды. Возгордится. Если жив ворог, скажем. Нам помощь нужна, — ответил епископ.
— Сам справлюсь! — злобно сказал Артемий.
— Раз пробовал! — нахмурился Дионисий.
— Смок помешал…
— Если жив Некрас, то и смок жив. Не дерзи, раб! Делай, что велено! Смирна овца перед пастырем своим…
Артемий молча поклонился.
А Святослав позвал Горыню и передал ему разговор с гостями.
— Убил Жегало Некраса! И смока спалил! — возразил воевода. — Весь Белгород об том гудел.
— Будь у Ростислава другой воевода, не усомнился бы, — сказал князь. — Но там Светояр. Хитер!
— Не он один! — обиделся Горыня.
— Подай грамоту! — велел князь.
Расправив пергамент, он долго читал, шевеля кустистыми бровями. Глаза Святослава, в молодости зоркие, с годами стали сдавать. Буквы расплывались, не желая складываться в слова.
«…Что послал сотника своего Жегало чинить разбой в Белгороде, нет за то тебе, князь, чести. Жегало аки хищный зверь напал на сотника моего Некраса и слуг его, злодейски их умертвив, а сам со злодеями своими паде от меча дружины моей. Того Жегало в Белгороде многие признали, послухов у меня несчетно…»
