Вопрос был задан неожиданно. Асо в смятении смотрел то на Ашота, то на Гагика, и во взгляде его читалось: “Не надо, не будем говорить об этом…”
- Говори, говори! Некого тебе стыдиться! Видел же ты, как он спрятал орехи? Ты бы ведь этого не сделал?
- Я? - Асо улыбнулся, показав свои белые зубы. - Я бы умер в тот же день, если бы сделал это, - сказал он с достоинством.
- Понял, чем он выше тебя? - спросил Ашот. - А ты еще считал обидным сравнивать его с собой! А теперь послушай. Тебе это полезно. Рассказывай, Асо.
Мог ли Асо не подчиниться Ашоту? И он начал свой рассказ. Смущаясь и не глядя на Саркиса, он говорил:
- Ну, что сказать? Все село это знает. Не так давно заведующий фермой позвал моего отца и велел отвести в село овец. Сказал: “Авдал, отведи, передай Паруйру, пусть зачислит и на заготпункт отдаст”. Отец пошел, и я с ним. Отвели мы овец и - небо свидетель - полностью Паруйру сдали. Ровно сто семьдесят три штуки. Получили расписку и вернулись на ферму. А на другой день Паруйр прислал записку: “Почему не присылаете остальных овец - пятьдесят пять штук?”
Заведующий фермой прочитал расписку, которую принес отец. “Паруйр прав: где же остальные? Ведь я тебе сто семьдесят три головы поручил?” Отец окаменел, понял, что Паруйр обманул его и умышленно прописью, а не цифрами поставил в расписке неверное количество овец. Мы ведь не прочитали, не умеем читать по-армянски. Да и вообще, как можно не верить человеку? Ну, пошли мы - сердце не на месте - в село, к Паруйру. Думали, увидит нас, постыдится сказать неправду в лицо. А он посмотрел нам прямо в глаза и наотрез отказался. Сказал: “Написано в бумажке, что я принял сто восемнадцать, значит - столько”. Отец взмолился, но ничего не вышло. Занялся делом суд. Сгубила нас эта расписка. Бумажке поварили, нам - нет.
Асо замолчал. На глазах его выступили слезы.
- Продолжай.
- Что же тут продолжать? Паруйр все подстроил, “свидетелей” нашел. Показали, что отец, мол, по дороге с фермы часть овец продал кочевникам-азербайджанцам. Отца чуть в тюрьму не посадили. Хорошо, вступился секретарь партийной организации, да и ваши отцы помогли, - Асо с выражением сердечной признательности посмотрел на Ашота и Гагика. - Ну, и решили, что делать нечего, придется возместить “недочет” этот - пятьдесят пять овец. Вот и трудимся, трудимся и никак пока не можем от этого долга избавиться. Где же совесть тут? - неожиданно повысил голос пастушок. Он весь побелел от негодования, глаза метали искры. - Но ничего, - сказал Асо, и в голосе его прозвучала угроза, - умные люди научили нас: помогли написать в какой-то там пленум. Пленум этот, говорят, не даст пастуха в обиду.
