- Долго будет идти, очень долго. И густо. Глубоким будет снег, - тихо, чтобы не слышали остальные, сказал мальчик.
- Ерунда! - пренебрежительно махнул рукой Ашот. - Погляди, ведь снег-то совсем мелкий!
- Вот это-то и плохо: будь он крупным, скорее бы прошел.
В голосе пастушка звучала такая уверенность, что Ашот заметно помрачнел. Кому же, как не пастушку-курду, было знать “повадки” природы?
Когда мальчики снова влезли в укрытие, Шушик тихонько плакала, всячески стараясь скрыть это от товарищей. Ашот, раздраженный тупым упрямством неутихающей метели, прикрикнул на девочку:
- Плакать запрещается, Шушик! Да, да, запрещается. Ты, Шушик, сядь возле Бойнаха. Так. Прижмись к нему спиной. Если спина у тебя будет теплой, не заболеешь.
Все умолкли.
Снег продолжал обильно падать. Не унималась и метель.
В селе ребята никогда не испытывали бедствий, которыми порой грозит природа, не знали ее разрушительных сил. Теперь же, лишенные теплого жилья, одежды, пищи - всего того, что может противопоставить человек наступлению стихии, они сразу ощутили ее жестокость, поняли всю свою беспомощность.
Что козам! Сейчас они спокойно укрываются в своих пещерах, а под вечер выйдут на пастьбу, разроют копытцами снег, найдут влажную, слежавшуюся траву и утолят голод. Зайцы погрызут кусты. Белка откроет свои склады. Медведь заляжет в берлогу и проспит всю зиму. Уснет и барсук: зимой ему не нужно корма. Всем им легко. Все они притерпелись, приспособились к суровости природы. А каково человеку?
Мрачные мысли вызвал в ребятах беспрерывно сыпавшийся снег, и все же надежда пока не покидала их. “Нет, что бы там ни было, но нас найдут”, - думали они.
Но ожидания были напрасны. Не утихает метель, и никто не приходит за ними.
День проходил. Снег шел без устали, без передышки. Голод и жажда томили и рождали черные мысли.
Горы окутала мгла. Казалось, давно наступил вечер, но никто не мог сказать, который час: часов не было. Время тянулось изнуряюще медленно.
- Ну, видишь, до чего довело нас твое ухарство? - раздраженно сказал Саркис.
Темный пушок, покрывавший его щеки, поднялся щетиной, и мальчик стал похож на ощипанную курицу.
Ашот, часто выходивший из укрытия для наблюдений за погодой, и так с трудом сохранял спокойствие. Слова Саркиса его взорвали.
- Довольно каркать! - вспыхнул он. - Настоящий мужчина и в буран может попасть, может остаться запертым в горах. А ты? Привык к теплому колхозному складу.
Негодование Ашота было, однако, в значительной мере наигранным. Он пытался заглушить в себе угрызение совести. Что ни говори, а ведь действительно это он своими фантазиями вовлек товарищей в беду.
