С солдатами к пакгаузам отправился дружинник. Быбин по пути возмущался:
– Без проверки – и враз отпустить! А кто они, как не разведчики?
Шикунов подхватил вежливо-ласково, будто он не досадует, а говорит любезность:
– Зато умелого, умного человека сцапали. Впились в него!
По-всегдашнему пасмурный Лушин ввернул со сварливой, злой нотой:
– Видать, много чего есть за ним…
– Но он – за нас! – воскликнул Сизорин, заглянул в лицо Лушину: – И не жалко вам, что он погибает? – отскочил, пряча выступившие слёзы.
Дружиннику указали отделение пакгауза, где были заперты трое. Он отодвинул засов, распахнул дверь. Тотчас из помещения донёсся громкий голос барышни:
– О, новое лицо! Наконец-то! Голубчик, вы знаете, какие-то пьяные люди нас заперли… хотели надо мной надругаться, ограбить. Я пожалуюсь генералу!
– Выходите, это самое, – дружинник показал рукой, – на волю.
Вслед за ней появился мужичонка в лаптях:
– У меня сынок за народный Комуч кровь льёт, а меня – под запор…
Проходя мимо солдат, барышня узнала их, отвернулась, ускорила шаг.
– Ну, – пробормотал Быбин, – а где пацан? – вошёл в помещение. Через минуту выбежал: – Держи-и их! Убили!
Барышня мчалась прочь по уходящей вдаль узкой полосе: справа – бесконечно длинный пакгауз, слева – громыхающий по рельсам состав. Сизорин и Лушин настигали её. "Лапоть" попытался вскочить на тормозную площадку вагона, но Быбин с Шикуновым оторвали его от поручней, повалили наземь.
Быбин, обычно степенный, сейчас чуть не дрожал, сбивчиво объясняя дружиннику:
– Мы троих привели-то… пацан с ними ещё, малолеток! И – нету! Захожу: где? А? Под опилками – неживой…
Парень шагнул в пакгауз, вытащил на свет тело, вытащил привычно, будто мясную тушу. Нагнулся, поворочал, пощупал.
– Удушен. Вишь, дорожки на шее.
Лушин и Сизорин, выкручивая ей сильные руки, привели ожесточённо сопротивлявшуюся беглянку. Шляпка с вуалью потерялась, растрёпанные волосы упали на лицо. Женщина тяжело дышит, всё в ней клокочет неистребимо-ненавидящим упорством.
Её сообщник выглядит как-то "суше", он сидит на земле, низко наклонив голову, сжав её ладонями.
Шикунов поражённо и вместе с тем в отрадном облегчении объявил:
– Ведь он это заране знал – Володечка! Увидите, мол, что выйдет: против чего никто не попрёт. Вот и вышла истина.
Порыв ребячливости сделал непохожим на себя Быбина – он бурно восхитился Ромеевым:
