Скорее всего Шалевич и на этот раз был прав. В мудрости ему не откажешь. Но соглашаться не хотелось.
Я помнил: еще Александра Гавриловна — директор школы — отсылала меня к энциклопедии. Велела взять том на «К», прочитать про компромисс.
Кто-то гениально сострил однажды: стрельба — это тоже передача мыслей на расстоянии. Вот ведь куда может завести компромисс...
Мы были в полосе очередного перемирия. Правда, я ни на что уже не надеялся, но все-таки... если совсем-совсем честно, чего-то ждал, ну хотя бы ясности.
Но когда Наташка сказала наигранно бодрым голоском: «Колюшка, а Колюшка...», — я сразу, не обольщаясь, понял: сейчас чего-нибудь попросит.
— Ты меня хоть чуточку еще любишь?
Точно, попросит, решил я, но вслух пробубнил что-то совершенно бессмысленное: спрашивай у больного здоровья!
И она сказала своим нормальным голосом:
— Ты не съездишь со мной на дачу? Манатки кое-какие перекинуть? Личное поручение гневающегося родителя.
Конечно, я сразу решил: поеду. Может, это как раз тот случай, что внесет, наконец, ясность в наши отношения. Но вслух спросил:
— А манатки — это?
— Да-а, мелочь разная — рюкзак, две сумки.
Не вдруг досвистел нас старенький паровичок до платформы «42-й километр». Но по дороге ничего не случилось. Болтали о разной всячине, жевали кислые яблоки, старательно (для кого только?) делали вид: мы — закадычные друзья!..
От платформы надо было прошагать километра с три, до Сельца, частью лесом с густым орешниковым подлеском, частью открытым полем, сквозь овсы. Я навьючился рюкзаком, взял одну сумку, хотел прихватить и другую, но Наташка не дала:
— Ты же не ишак! Я, конечно, бессердечная эгоистка, как любит говорить мой родитель, но все-таки не до такой степени.
И мы пошли.
В лесу было дьявольски душно, и густая орешниковая тень мало спасала от жары: воздух сделался каким-то неполноценным, вроде обескислороженным. Через какие-нибудь четыре сотни шагов я взмок и стал дышать ртом.
Наташка все время перекладывала сумку из руки в руку и то и дело заботливо спрашивала:
— Устал, Колюшка? Отдохнуть не хочешь? Ты еще жив, Колюшка?..
О господи, ну что за дурацкое слово — Колюшка?! Колюшка — Корюшка — Коклюшка... Надо ж придумать.
Я мужественно молчал или отвечал односложно:
— Ничего... Тяну пока...
В поле жарило тоже вовсю, но было хоть не так душно. До Сельца мы едва-едва доползли. Разгрузились.
Наташка провела каким-то странно скользящим движением руки от горла к поясу
