Прикосновение к огню | страница 66
Не могу назвать его иначе, как комиссаром, хотя звание генерал-майора он получил будучи на командной должности и вообще любил именовать себя строевиком. Но известно, что командиры и политработники шагали в одном боевом строю, одинаково рисковали жизнью и часто, если кто-то из них выбывал из строя, командир заменял политрука, или, наоборот, политрук брал на себя командование в бою… Словом, всякое бывало. Но речь пока не о том.
В Москве в Центральном Доме Советской Армии шло торжественное заседание, посвященное двадцатилетию Победы. Было оно весьма представительным: с докладом выступал заместитель Министра обороны, в президиуме — известные военачальники, Герои Советского Союза, партизанские вожаки. Ветераны войны — их здесь было большинство — надели все свои ордена и медали, и зал, где горела огромная люстра, прямо-таки сверкал золотом.
После доклада председательствующий объявил перерыв, и люди вышли в вестибюль. Тщетно всматриваюсь в лица, пытаясь увидеть кого-нибудь из бывших однополчан. И вдруг где-то рядом прозвучало слово «Перемышль».
В стороне полускрытые малиновой бархатной шторой сидели двое: один генерал-лейтенант, другой — в гражданском костюме с неестественно отставленной негнущейся ногой.
Они разговаривали, как разговаривают старые друзья — доверительно, на равных, понимая друг друга с полуслова.
— Хорошо маршал о Перемышле сказал! — произнес человек в гражданском. — Давно пора! Наши воины совершили там бессмертный подвиг!
— Ты прав, — откликнулся его собеседник. — Еще бы, выбить фашистов из города на второй день войны и восстановить границу… Мы все, вся армия, воодушевились, когда узнали об этом. Но ведь ты был тогда не там?
— Не там, но рядом, во Львове.
— В части?
Человек в гражданском усмехается.
— В резерве… Но все же выбил себе назначение именно к ним, в корпус Снегова.
— О, я Михаила Георгиевича знал! Замечательный был человек.
— Мне пришлось повоевать под его началом. Недолго, с месяц…
— Тогда, брат, месяц равнялся иному году. И кем же тебя назначили?
— Начальником отдела политпропаганды девяносто девятой…
— Первой орденоносной дивизии с начала войны?
— Так точно. Горжусь этим по сей день.
— Да… А ты награждение застал?
— Застал. Но практически оно тогда не состоялось: дивизия была все время в боях, почти без отдыха. После получили ордена… кто остался жив.
— Значит, и твоя капелька крови на том знамени есть?
Генерал-лейтенант дружески обнимает гражданского за плечо.