По поручению партии он начал организовывать большевистскую ячейку среди русских рабочих. Это было незаконным делом, но многое из того, что в то время происходило в стране, уже давно было незаконным. Еврейский профсоюз вел подготовительную работу к проведению забастовки. Однако Лазарь на своем участке работы не призывал к забастовке. Не хотел. Он организовал ячейку, как ему было поручено, и ждал удобного случая, чтобы идти дальше. А дальнейшие пути еще не были определены теми, кому он подчинялся. Но кто-то, где-то отдал распоряжение о проведении забастовки. В этом не было необходимости, думал Лазарь, и поэтому было глупостью. Он пытался спорить со сторонниками забастовки: «Мы не можем идти дальше, не укрепив своих рядов». Но его не услышали. Забастовка развернулась и была быстро подавлена властями. К этому времени Лазаря уволили. Тот, кто организует и руководит, в случае неудаче должен уйти первым. Теперь он это усвоил. Рабочие вернулись на свои места, а он опять пустился в путь. Это была его «вина», не смотря ни на что.
Он перебрался в Киев, где нашел работу на кожевенной фабрике. Тут его наняли не потому, что он был большевиком, а просто потому, что он оказался лучше других: он умел работать с кожей. Дядя Левик хорошо обучил его этому ремеслу. Обычно трудно найти молодых и выносливых людей, знающих толк в выделке и продаже кожи. На этот раз, однако, все должно быть по-другому. Он решил стоять в стороне от партийной активности на фабрике. Он будет делать только то, что сам посчитает нужным. Предыдущий урок пошел ему впрок. Людям доверять нельзя. Если надо что-то исполнить, делай это сам. Каждый мнит из себя вождя и руководителя, но на самом деле вождей единицы.
В последующие два года Лазарь продолжал работать на кожевенной фабрике, для видимости занимаясь тем, ради чего его наняли, и активно проводил партийную работу вне фабрики, стараясь держаться в стороне от местных фабричных активистов и не портить там, где сам работаешь.
С началом Первой Мировой войны для него было важным не высовываться, чтобы не попасть на фронт. На протяжении двух лет это ему удавалось, но к концу 1916 года ситуация изменилась. Как члену Киевского Комитета большевиков, Лазарю пришлось выступить с осуждением «империалистической войны». Его могучая фигура на трибуне производила впечатление. Он отпустил бородку на манер Троцкого и носил такую же замызганную фуражку. Но ему не удалось имитировать буйную шевелюру своего героя, поскольку его собственные волосы начали редеть. И в отличие от Льва Давыдовича, Лазарь теперь весил около ста килограммов. Его крепкая фигура вызывала уважение, и он во всю пользовался этим обстоятельством. Он сразу перешел на высокие ноты, как это делал Троцкий несколько лет назад:
