– По-твоему, я шлюха? А ты? Ты никто. Тебе всегда жилось лучше, у твоих родителей есть бабки, приличный дом, новая машина… а я всегда была для тебя куском дерьма, так? А теперь у меня самой есть бабки, куча всякой одежды, квартира, мой отец больше не смеет меня тронуть… а когда мне исполнится восемнадцать, я получу машину. А ты, Дженифер, так и останешься целкой, потому что хочешь спать с мужчиной, но боишься. Ты так и умрешь, цепляясь за мамочкин подол…
Стефания соскочила с Дженифер и теперь стояла со скрещенными руками, презрительно покачивая головой, пока произносила эти слова. Дженифер внимательно ее слушала, не испытывая ни бешенства, ни тоски: Стефания говорила то, что и сама она думала о себе. Лицо все еще горело, но Дженифер уже простила Стефанию. Сейчас ей хотелось самой попросить прощения у сестры за то, что она повела себя, как капризная девчонка.
– Прости меня, Стефания…
Стефания сидела на кровати, подперев голову руками. Как если бы хотела заплакать, но никак не могла.
Дженифер села рядом, попыталась обнять, но сестра оттолкнула ее.
– Не трогай меня!
– Почему, Стефания?
Грудь Стефании сотрясалась от неравномерных толчков: бесслезный плач, таящийся внутри тела, который душил ее и никак не вырывался наружу.
– Потому что ко мне прикасаются, только чтобы употребить…
Стефания по-прежнему не отвечала на порыв Дженифер, уставившись в пол.
– Что ты почувствовала в этот момент?
– Вину.
– За что?
– Я не имела права судить Стефанию.
– И ты простила Стефании то, что она с тобой сделала?
– Да.
– Почему?
– То, что сделали с ней, было во сто раз хуже. Она только сорвала это на мне. Она выплеснула заряд бешенства, сидя на мне верхом.
ГЛАВА 22
У Дженифер новые проблемы
С тех пор как мать застала Дженифер в кровати с Паулиньей, все трое не разговаривали между собой. Дженифер больше, чем раньше, занималась домашними заданиями, словно искупая тем свою вину. В непрестанных размышлениях она пришла к выводу, что все это было необходимо, несмотря на душевную боль, несмотря на то, что она отдалилась и от матери, и от лучшей подруги. В какой-то мере этот случай очертил пределы фантазии, установил границу между вымыслом и реальностью. Дженифер понимала, что двусмысленности в ее жизни пришел конец. Если она не лесбиянка, то как можно продолжать связь с подругой и с двоюродной сестрой? Если она не хочет пасть окончательно, то надо перестать подглядывать за похотливым соседом, в надежде увидеть его член. Если она намерена стать такой, как все женщины, и завести себе парня, то нужно будет познакомить его с родителями, ходить с ним в кино, в кафе, путешествовать, время от времени заниматься любовью. Дженифер наметила себе цели, которые ясно осознавала со всеми возможными последствиями, и она могла их достичь. Это наполняло ее сердце спокойной радостью. Она была уверена, что вот в эту минуту, поздним вечером, когда в окне сквозь шторы виднелось алое пламя заката – какое бывает только в кратком промежутке между летом и осенью, – она заметно повзрослела. Дженифер улыбнулась, гордясь глубиной своих рассуждений. Она находилась в мире со своей совестью. Если бы ее родители сейчас были здесь, то она попросила бы прощение за все неприятности, которые доставила им, поцеловала и сказала бы, как она их любит. И, несмотря на свои шестнадцать, Дженифер уже понимала, что рано или поздно ей придется о них заботиться. Об этих временах Дженифер думала с особенной теплотой: родители, совсем старенькие, ждут ее возвращения с работы, чтобы накормить вкусным обедом… Ее мечтания прервал телефонный звонок. Она, по-прежнему с легким сердцем, состроила гримаску и подумала, кто бы это мог быть. Затем в одно мгновение оказалась у телефона.
