То же следует сказать и о другом случае из серии "детей, выращенных животными". Он относиться также к XVII веку. В горах Ирландии был выловлен дикий юноша, державшийся близ стада горных овец; он был доставлен в Голландию, где всемино известный анатом и врач Николас Тульп его исследовал и описал особенности строения его гортани и черепа, отклоняющиеся от человеческой нормы. Все говорит за то, что и это был реликтовый палеоантроп.
Один европйский пример придется привести подробнее. В 1794 г. вышла немецкая книга Вагнера "Очерки философской антропологии", где был опубликован совсем недавнего происхождения документ из трансильванского города Брашов. Автор документа (вероятно, брашовский врач) подробно описывает дикого юношу, незадолго до того выловленного в лесах между Трансильванией и Валахией. Вот характерные выражения и пассажи из этого текста.
Этот несчастный юноша был среднего роста и имел чрезвычайно дикий взгляд. Глаза его лежали глубоко в глазницах. Лоб его было очень покатым. Его густые нависшие брови бурого цвета сильно выдавались вперед, а нос он имел маленький и приплюснутый. Шея его казалась раздутой, а горло зобоподобным. Рот несколько выдавался вперед. Кожа на лице грязновато-желтого цвета. На голове жесткие пепельно-серые волосы были (ко времени осмотра) коротко острижены, остальные части тела дикого юноши были покрыты волосами, особенно густыми на спине и груди. Мускулы рук и ног были развиты сильнее и более заметны, чем обычно у людей. На локтях и коленях имелись мозолистые утолщения. На ладонях он имел мозоли и кожу толстую, грязновато-желтого цвета, как и на лице. Ногти на руках очень длинные. Пальцы на ногах длиннее, чем обыкновенно. Ходил он прямо, но несколько тяжеловато и вразвалку, при этом голова и грудь его были поданы вперед.
С первого же взгляда на это лицо мне бросилась в глаза какая-то дикость и звероподобность. Он был совершенно лишен дара речи, даже малейшей способности произносить членораздельные звуки. Он издавал лишь невнятное бормотанье, когда сторож заставлял его идти впереди себя. Это бормотанье усиливалось и переходило в завыванье, когда он видел лес или даже одно-единственное дерево, - однажды, когда он находился в моей комнате, откуда открывался вид на лес и горы, он жалобно завыл. Ни человеческое слово, ни какой-либо звук или жест не были ему понятны. Когда смеялись или изображали гнев, он не проявлял понимания того, что происходит. Он на все, что ему показывали, смотрел с безразличием; не выражал ни малейшего чувства при виде женщин.
