Тихон, подумал, что знает о женщинах больше, чем эти два мужика — он ведь читал Толстого и Достоевского. Но зачем нужны женщины, он тоже никогда не мог понять. Отца-воспитателя у Тихона не было, он даже отчества не имел, и рассказать о подобных вещах ему никто не мог. О своем происхождении сибиряк знал мало, слышал только, что впервые в Сибирске его увидели на вокзале, и что тогда он даже не носил бороды. Избу, ружье и лыжи в горсовете выделили, работу нашли — так и живет.
Трамвай проехал мимо фабрики по заготовке дров и остановился у НИИ. Пьяные ученые вышли на улицу и пошли по широкой синусоиде в сторону длинного деревянного здания — без лыж, по сугробам. Тихону подумалось, что все ученые не умеют пить и рано пьянеют. С другой стороны, трезвыми они бы ничего не придумали… Да ну их, ученых этих!
В трамвай вошел толстый мужик с авоськами, снял лыжи и громко заорал:
— Водка, свежая водка!
У Тихона уже было с собой две бутылки, на утро хватит. Он сидел спокойно. Многие пассажиры поднялись с сидений и принялись меняться. Продавец заломил невиданную цену — одна кунья шкурка или половина нефтяной акции за две бутылки. Люди просили сбавить цену, но дядька не соглашался. В конце концов, один из мужиков не выдержал, набил торговцу морду, отобрал авоськи с водкой и стал передавать бутылки остальным. Продавца вместе с лыжами выкинули в окно.
Снова дощатые тротуары за окном, снег и ветер навстречу. На следующей станции в салон вошли двое, один из мужиков держал в руках большие тяжелые коробки, второй же был сослуживцем Тихона, Никанором Петровичем. Увидев знакомое лицо, Петрович заметно повеселел и, сняв лыжи, уселся рядом.
Мужик с коробками прокричал на весь трамвай:
— Патроны, свежие патроны!
Пассажиры, у кого патронов было мало, подошли и стали покупать.
— Ну что, Тихон, как дела твои? — спросил Петрович.
— Тоскливо что-то мне. С утра уж такой.
— Не ел что ль вчера?
Тихон покачал головой:
— Как не ел — я ж вон дня два назад в лес на медведя ходил, сейчас на неделю мяса хватит. Просто на душе тоскливо, понимаешь.
— А ты погоди, Тихон, я тебе такого расскажу — всю тоску как топором обрубит. Пришел, я, значица, вчера домой в избу. И давай водку пить.
Петрович сделал выразительно лицо, показывая, что сейчас скажет что-то удивительное.
— Пил я ее, значит, пил, литров десять, пока противно не стало. И гляжу в окно — а тама энело большое, и светится! Вот как оно.
Тихон удивился.
— Ничего себе! Уж год их никто не видел, и опять, значит!
