Дорвен обхватила себя за плечи.
— А все ли герцогства были представлены во время присяги?
— Навряд ли, — отозвался Ход. — От Ирлака никого не было.
— Ну разумеется, — пробормотал Ламорик.
— Отсутствовал еще Гирет. И Монервей, — закончил Ход.
— Я должен предупредить отца, — заявил Ламорик. — Пусть посоветуется с Монервеем. Должен ведь быть способ все уладить. Ну не может король воевать с собственным Великим Советом!
— Давайте для начала хотя бы сами отсюда выберемся, — охладил его пыл Гермунд.
Ламорик не стал больше противиться.
Вел, как и прежде, Ход. Он открыл дверь, из-под которой сочился свет, и беглецы под гром непрекращающейся бури двинулись в путь. Они двигались по узким лестницам, ступали по пыльным коридорам, скрытым в толще дворцовых стен, крались по галереям для музыкантов под самым потолком пиршественного зала, где, сбившись в стайки, о чем-то перешептывались скворцы.
Когда беглецы в очередной раз спустились в самые темные глубины дворца, Дорвен вновь нарушила молчание:
— Мастер Ход, откуда вы знаете столько тайных путей? По-моему, вы ни разу не ошиблись и не перепутали поворот.
Ход с хмурой улыбкой качнул лампой, словно отдавая честь.
— Госпожа моя, некогда я был наставником принцев Бидэна, Эодана и Рагнала — и прочих знатных юнцов, сколько их ни приезжало ко двору. Мне по долгу службы приходилось зачастую проходить этими коридорами в поисках моих очаровательных маленьких подопечных. Бидэн не раз заставлял меня поломать голову. И брал я с собой на поиски вот эту самую лампу.
Он поднял глиняный светильник, в котором подрагивал язычок пламени.
— Ах да, тот принц, что исчез… — припомнила Дорвен.
Ход покачал головой.
— Больно видеть, как сыновья Карломунда перессорились меж собой. Эодан вовсе не является ко двору. Рагнал глумится над ним, постоянно напоминает, что их отец умер в землях Эодана. Да и Эодан слишком горяч, чтобы молчать в ответ. Бидэн, сдается мне, пытается все уладить: со времени Кровавой Луны он уже трижды приезжал в Уиндовер. Но примирить Эодана и Рагнала — задача немыслимая. Эодан не явился даже на совет в Тернгире. Недаром говорят, что дети великих мира сего учатся зависти и ревности еще у груди матери… Но мы пришли. — Ход поклонился с печальной улыбкой. — Далее я бесполезен для вас так же, как для моего короля.
Пред ними виднелась только рассыпающаяся каменная стена. Потолок обрушился, в помещение не пробивалось ни лучика света.
— Пришли — куда? — удивленно проговорил Гермунд.
