Так вот, теперь я сел писать письмо Виктору, но я решил, что не стоит говорить ему о том, что мы вряд ли скоро увидимся, во всяком случае – не в Нью-Йорке. Вместо этого я написал много другой всякой всячины. Скоро то, что я написал, перестало быть письмом, а превратилось в смешную историю о Викторе, обо мне самом, об отце, о Доминике и Лу. Я напечатал уже четыре страницы, когда вошел писатель.
– Ну, – сказал он, – полковник потрясен нашим сценарием. Он сказал, что, если я смогу представлять каждый месяц такой же сценарий, как этот, он будет весьма счастлив. Я бы хотел его осчастливить елико возможно, так как до войны он писал сценарии для «Братьев Уорнер». Вы долго думаете пробыть в этом лагере?
– Сержант говорит, что я здесь навсегда. Говорит, что отсюда один путь – за океан. Хотя я командирован только на шесть недель.
– Такая же командировка была и у меня, – сказал писатель. – Ну а поскольку вы уже здесь, как вы считаете, справитесь раз в месяц с такой работой, как сегодня?
– Думаю, да.
– Что это вы теперь пишете?
– Письмо товарищу.
– Не слишком ли длинное, а?
– Иногда я пишу и длинные письма.
– А вы ничего не будете иметь против, если я его прочитаю?
– Конечно, нет, что вы!
Писатель сел и прочел все, что я успел написать.
– Никто вам никогда не говорил, что вы писатель? – спросил он.
– Священник один говорил, из той церкви, в которую я ходил в Сан– Франциско.
– Так вот, я вам скажу то же самое.
– Письма-то я пишу хорошо.
– Все, что человек ни напишет, это и есть письмо. Напишите письмо ко всем.
– А что я им могу рассказать?
– Да то же, что и Виктору рассказали. Вы первый писатель, которого я встретил здесь, в армии.
Глава 25
Весли приглашает писателя познакомиться с отцом, а того и след простыл
Однажды мне не удалось съездить вечером в город к отцу, так как весь день я провел в кухонном наряде и отделался только незадолго до десяти; ехать было уже поздно. На следующий вечер я отправился в город вместе с писателем, чтобы познакомить его с отцом, но, когда мы вошли в лифт, лифтер сказал, что отец выехал из гостиницы.
Я подошел к конторке и спросил портье, нет ли для меня какой-нибудь записки. Он ответил, что нет. Я спросил его, когда отец освободил номер, и портье сказал – поздно вечером накануне.
– Он был пьян?
– Выпивал перед этим.
– А в комнате остались какие-нибудь вещи?
– Нет. Он ушел с чемоданом.
А я-то думал, что теперь с отцом все в порядке и что так оно будет и дальше. Я так удивился, не застав его в гостинице, что даже подумал, нет ли тут какой-нибудь ошибки, и решил подождать его в вестибюле.
