— Но Рауп мой, — сказал Ойхта-Кури, — а манси за живую воду платят мне шкурками и лентами.
— Значит, мы отберем у тебя Рауп! — закричал Тумпа-Солях и бросился с дубинкой на Ойхта-Кури.
Ан-ана! Ой, беда! Но Ойхта-Кури окутался туманом и послал на Тумпу сильный буран. Снег ослепил Тумпу, ничего не видит он, только сосны валятся от его дубинки. Сака-ёмос! Очень хорошо!
— Ах, так! — закричал Тумпа-Солях. — Все равно мы отберем у тебя Рауп. — И приказал он своим братьям поджечь лес — устроить палеж на Ойхта-Кури. Ан-ана! Плохо дело.
Долго горел лес, но разве можно сжечь Ойхта-Кури?
Всю зиму дрался Ойхта-Кури с разбойником Тумпа. Весь лес вокруг переломали. К весне устали братья Тумпы и решили немного отдохнуть. Присели они, а самому младшему приказали не спать, сторожить их. Но и младший Тумпа тоже устал, пригрелся на солнце и задремал. Вот тогда Ойхта-Кури и послал против братьев Тумпа своего великана Мороза. Замерзли братья Тумпа, сака-ёмос! Но как только выпустит из своих юрг Ойхта-Кури метели, так начинают братья стонать и просыпаться. С тех пор манси зимой к Раупу и не ходят. Ан-ана! А вдруг проснется Тумпа-Солях?"
Самое любопытное в этой легенде — намеки на целебность воды в озере Раупа. Предположения Глеба о минеральных источниках в Приполярье оправдываются.
Сегодня наш словарь пополнился еще одним мансийским словом. Осъёмасулум! До свиданья!
Свой долг считаю выполненным.
С. Южин".
"День четвертый
Немного же пороху оказалось у тебя, Машенька! Ну, да ладно. Я человек великодушный, поработаю за всех.
Итак, мы на лыжах. Это событие случилось на четвертый день нашего славного похода на Приполярный Урал. В общем-то, нам пока везет: мороз около пятнадцати, затишье, а снега-то! Море разливанное…
Снег такой чистый, белый, ровный, — как ватман высшего сорта "госзнак". И все жаждут запечатлеть на нем свои автографы.
Из Бинсая мы вышли, охая под рюками. Но на втором километре нам крупно повезло: у нас появился попутчик — дед-стручок с плутоватым лицом. На голове у деда красовалась серо-рыжая заячья шапка. Видно, зайца пустили в скорняжное дело, когда он успел перекраситься только наполовину.
Старик гордо восседал на розвальнях, от заиндевевшей лошади валил пар. "Нно! Тпру-у!"
Дед оказался веселым попутчиком.
— А я думаю: неужто геологи к нам пожаловали? — говорил он, а по глазам видно, что о нас знает все, куда мы идем и что несем в рюкзаках.
Старик говорил загадками и прибаутками:
— Дорога — она как шнур длинна, как скатерть бела, встал на нее поутру — вертаться не по нутру. Мороз — он как теща: до поры до времени покусывает, а потом хвать — а уха и нет. А моя кручина — тулуп да печина.
