Стайки птиц на шоссе порхали перед красным чудищем и позади него…
И вот наконец покрытое пылью, огромное, на дутых колесах быстроногое чудовище, пыхтя, рыча и фыркая, остановилось у самого крыльца. Собаки лаяли, подвывая, словно это был медведь. Все слуги высыпали во двор.
— С приездом, Григоре!
— Guten Tag,[20] Герр Директор!
— Дядя Пуйу! Дядя Пуйу! — повторял Дэнуц, не выпуская из рук салфетку.
Герр Директор, с головы до ног закованный в автомобильные доспехи — круглые очки в оправе из красной резины, парусиновый шлем, такой же халат, герметически закрытый у ворота и на запястьях, — с невозмутимым спокойствием вылез из задней дверцы, хлопнув откидным сиденьем. Потопал, чтобы размять затекшие ноги, потянулся, зевнул, открыл лицо, оставив очки висеть на шее, сощурился и вставил в глаз монокль, потер руки, не тронутые пылью и солнцем… и с улыбкой склонился перед ступеньками крыльца с видом английского адмирала, с восторгом встреченного в небольшом дунайском порту.
— Рад всех вас видеть!
С глаз шофера тоже слетели черные очки — на сей раз при виде Аники. Берлинский механик, выписанный из Германии вместе с автомобилем, был, по всей видимости, изготовлен на фабрике блондинов с голубыми глазами и розовыми щеками.
Аника стыдливо потупилась.
Герр Директор оживился. Казалось, он собирается произнести тост, держа бокал шампанского в руке.
— Kulek, dieser ist mein Sohn.[21]
— Und ich bin sein Vater![22] — скромно добавил господин Деляну, спускаясь с крыльца.
— Das ist gut![23]
Сотрясаемый приступом безудержного смеха, свойственного любителям пива, Герр Кулек ударял себя ладонями по коленям в такт вибрирующему мотору.
— Григоре, ты меня компрометируешь, — пошутил господин Деляну, целуя брата.
— Это вы меня компрометируете! — возразила госпожа Деляну.
— Дэнуц, правда ведь, ты мой сын?
— Ты же старый холостяк, Герр Директор, — заметила Ольгуца с крыльца.
— А ты все такой же чертенок!
— Ты даже не поздоровался со мной, Герр Директор!
— Прошу прощения, сударыня!
Поднявшись по ступенькам, он склонился перед Ольгуцей и поцеловал ей руку.
— Можешь поцеловать меня в щеку, Герр Директор. Я не возражаю.
— Ух! Какая ты тяжелая! — вздохнул он, поднимая ее.
— У меня крепкие мускулы.
— Не может быть!
— Правда. Плюшка толстый, а я крепкая.
— Барышня?..
— Моника, — представила девочку госпожа Деляну, обнимая ее за плечи.
— Моника?
Госпожа Деляну значительно посмотрела на него.
— Моника наша дочка… как Дэнуц твой сын. Ах ты, липовый отец!
