Там, где дорога сходится с небесной синевой, с минуты на минуту мог появиться святой Петр в белых одеждах, с улыбкой на устах, с тяжелой связкой ключей от небесных врат — в руках.
— Я проголодалась, — заявила Ольгуца.
Давно ждал дед Георге этих слов!
— Тсс! — шепнул он на ухо Ольгуце. — У дедушки кое-что припасено!
— Покажи! — попросила Ольгуца, понизив голос.
Дед Георге вынул из кармана бумажный кулек.
— Что там?
— Сладкий горох! — сказала Ольгуца.
— Ну вот, а я об этом и не подумал, — огорчился старик.
— Что у тебя там, дед Георге? — изнывала от нетерпения Ольгуца.
— Да леденцы, — печально вздохнул дед.
— Моника! Леденцы! — закричала Ольгуца, подпрыгивая на козлах…
— Ох, дед Георге, видно, ты все деньги хочешь пожертвовать зубным врачам! — шутливо посетовала госпожа Деляну.
— Пусть их грызут, барыня… Разве я вам не давал леденцов, когда вы были маленькая!..
Госпожа Деляну улыбнулась. Так оно и было. И она тоже… Много воды утекло с тех пор.
— А сейчас угостишь, дед Георге?
— Да ведь, барыня! Как скажет барышня!
Ольгуца ломала длинные, матовые палочки леденцов… Начался пир: Ольгуца, сидя на козлах, ломала, грызла, сосала и глотала, снова ломала и так без конца; Моника, в коляске, тихонько грызла леденцы. Госпожа Деляну неумело сосала ванильный лед и думала о прежних каникулах… Дед Георге дергал себя за усы и улыбался. Ольгуца и о нем не забыла: подсунула ему в рот леденец; дед Георге бережно спрятал его в карман, словно драгоценный дар.
— Дед Георге, ужасно хочется огурчика… знаешь, с солью и перцем! — хрустя леденцами, сетовала Ольгуца.
— А вот как приедем домой, так и приготовит дедушка огурцы так, как только он и умеет.
— Дед Георге, давай купим гороху в корчме… Сто лет не ела! В кафе гороху не бывает! Слышишь, дед Георге?
— Слышу!
— Купим?
— Купим, как не купить!
— И съедим.
— Были бы у меня зубы, я бы тоже ел, мышка!
— Как, дед Георге? Ты не будешь есть горох? Тогда сварим его.
Ржание коня возвестило о приближении дрожек; лошади, запряженные в коляску, воинственно заржали в ответ. Ольгуца обернулась назад, посмотрела, нахмурилась и опустила руку на кнут.
— Дед Георге! Помоги! Они нас догоняют!
Крепко любил дед Георге своих лошадей, — и тех, что были впряжены в коляску, и тех, что в дрожки. И все же пустил их во весь опор, как в былые времена, когда господа не знали удержу ни в ярости, ни в веселье и когда возницы, потрясая кнутами, въезжали на кореннике в ворота дома, дабы возрадовалось сердце господ от восторженных вскриков дам. Дед Георге еще помнил те времена, и Ольгуца знала о них по его рассказам.
