– Я знаю, зачем нужен жир, – кивнула девушка.
– И вот тут еще… – Он подтянул корзинку. – Там утки. Пять уток. И половина оленя. В петлю олень попался. Сегодня попал. Я так сразу отрубил половину – и сюда. В корзинку.
– Это ты правильно подумал, – приветливо улыбнулась ему девушка. – А теперь признайся: чего тебе хочется? В твои верши не идет рыба? Твои ловушки оскудели без зверя? На твоей делянке не поднялся хлеб с капустой? Говори, во мне нет гнева.
– Не растет, священная, – опять упал на колени рыбак. – Как ростки проглянули – слизни полезли. Одни стебли с земли торчат, ни листочка не осталось. Коли не поможешь, священная, нечего будет осенью сбирать. Пухнуть придется с голода, зубы повыпадают, детишек в лес гнать…
Мужчина запнулся, внезапно поняв, что остался один. Служительница пустого святилища сгинула непонятно куда, словно причудилась.
– Шамана просил, – неуверенно пробормотал рыбак. – Жира дал, кувшин дал, мяса отрезал. А слизни все жрут. Не иначе, он же и наслал.
– На новолунье этим посевы посыпь… – Оказавшись слева, всего в двух шагах, девушка протянула ему небольшой березовый туесок. – Да смотри, наутро дождь пройти должен. Коли не будет – сам пройди с бадейкой, побрызгай. А до новолуния в эту дудку каждый вечер дуть станешь, – выдала она просителю короткую палочку со сквозной дырой. – Жабий манок сие. Жабы к тебе с округи соберутся, всех слизней пожрут. Понял? Манок опосля отдашь. И капусты по осени привези – попробуем, что выросло.
– Сделаю, священная, – опять низко поклонился гость. – Еще беда пришла на мою стоянку. Сын жену привел зырянскую. Почитай год прошел, а нет у нас приплода, не несет невеста.
– Сюда привози обоих, тогда волю божию и скажу…
Внезапно раздался детский плач. Шамат от неожиданности попятился, поднял голову, глядя на светлокожую служительницу святилища – а у той в руках шевелился меховой сверток.
– Милость тебе от Великого, рыбак, – сообщила девушка. – Посылает он тебе сына, твоего рода продолжателя. Сила его велика будет, почет и славу принесет он на твою стоянку.
– Благодарю, священная… – От нежданной радости у рыбака даже затряслись руки, на которые он принял младенца.
– Не меня, Великого благодари…
– Я… Я принесу такие дары, что… Я принесу…
Улыбаясь лепечущему дитяте, рыбак вышел за ворота, осторожно ступая по скользкой влажной земле. Девушка проводила его взглядом, подхватила кувшин и корзинку и направилась прямо в болото. Однако, когда нога ее ступила в пузырящуюся топь, служительница святилища никуда не провалилась. Наоборот – болото пошло волнами, и перед ней открылась широкая просека, по которой в три ряда тянулись невысокие каменные дома. На двух улицах было немало девушек и женщин, одетых в большинстве в вывернутые шкуры, но некоторые красовались и в белых одеяниях. Кто-то из поселянок носил корзины с рыбой, кто-то старательно строгал баклуши, в самом дальнем конце одной из улиц женщина колола дрова. Кого не было в этом странном селении – так это мужчин. Ни мальчиков, ни стариков, ни юношей.
