– Эсса, тебе просто повезло, что ты родился в деревне, где всё это знали.
– Да нет. Такое знают в любой деревне. Может, есть и другие секреты, просто мне про них не рассказывали. Бабушка любила меня, потому повторяла эту историю.
– А почему же тебя тогда не отдали ей на воспитание?
– Она старая была. Очень старая. Моя мать была ее последним ребенком.
– Она еще жива?
– Кто, бабушка? Нет. Умерла. Давно.
– Ты ездил на похороны?
– Конечно. У нас принято, чтобы на похороны приезжали все. Даже если живешь на краю земли, когда умер близкий человек – надо обязательно приехать. Иначе не поймут.
– Ты хорошо ее помнишь?
Помолчал:
– Да.
– Тебе было жаль, когда она умерла?
– Она была очень старой. Ей было пора уже.
– Мне показалось, она была тебе единственным близким человеком?
– Как это?
Он не понял. Он не знает, что такое «близкий человек».
– Ну, единственный человек, которому ты небезразличен.
Эсса пожал плечами. Он не понимал меня. Его кормили, поили, одевали, оплачивали школу. Это все было частью небезразличия. Он не понимал, о чем еще я говорю.
– Ладно, Эсса. Не обращай внимания. В любом случае я рада, что ты выжил и что о тебе заботились.
– У нас очень крепкая семья, мы все друг друга поддерживаем! – с гордостью ответил он.
Я кивнула. Что бы там ни было, рассказ его меня поразил.
Я вернулась к своим записям. Эсса вновь раскрыл книгу и принялся читать, шевеля губами. Иногда он что-то выписывал в блокнот. Интересно сравнить наши воспоминания, доставшиеся по наследству от бабушек. Я храню в памяти рассказы о гордой и независимой прапрабабушке, рискнувшей во имя защиты своих прав все бросить и уехать в метель, а он бережно хранит то, как ему помогали выжить. Просто выжить. Ему нет дела до проблем прав человека. Как и не было его бабушкам. У них другая, постоянная, более насущная проблема – как выжить.
* * *
Дни летели, работа занимала бóльшую часть моего времени, а Эсса скрашивал мои вечера. Он готовил для меня наивкуснейшие блюда, ходил со мной на рынок и учил выбирать незнакомые мне овощи и фрукты. Он стал незаменимым помощником, и я к нему быстро привыкла.
И однако же он приводил меня все в большее замешательство, этот мальчик Эсса. Я никогда не проверяла его паспорт, действительно ли ему было восемнадцать, или же он мне соврал? Высокий, худой, очень ловкий, по-кошачьи пластичный и быстрый, Эсса был похож на совсем юного подростка. Возможно, из-за выражения лица, такого простого, даже наивного. На улицах, где парни его возраста ожидали туристов на каждом углу, норовя облапошить и вовлечь в невыгодную сделку, Эсса выглядел неприспособленным к жизни. Казалось, что он совершенно не может постоять за себя, не знает, как конкурировать с другими, более ушлыми сверстниками.
