– Какая, интересно.
– Справедливость! – рыкнул Козельский. – Если мне на всех наплевать, то мне и на родственников наплевать, а если я за всех шкуру отдам, то я ЗА ВСЕХ шкуру отдам, а не потому, что двоюродный племянник и тетя четвероюродная, чтоб их… мать…
– Еще круче продадут эти родные, – подтвердила мама. – Свои хуже чужих. Ты посмотри, в судах что творится.
– Ну да. А потом эти мужики, которые штаны не умеют застегивать, наплодят выблядков, и готовы… родственники.
– Что-то вы так волнуетесь, Анатолий Александрович, – заметил Андрей, которому враз опротивела эта ухоженная квартира, где не было ни одной перегоревшей лампочки, а в гостиной наверняка стоял домашний кинотеатр, только он за все визиты так ни разу до гостиной и не добрался, все в кухне его держали. – Может, у вас у самого где дочь незаконнорожденная подрастает, а? Шутка.
Мама глянула на мужа с некоторым вопросом в глазах, тот сердито мотнул головой и демонстративно вернулся к своей газете.
– Понятно, – вздохнул Андрей. – Веселую старость вы себе готовите, ребята, скажу я вам как ненужный родственник. Не пришлось бы позавидовать вшивому Кавказу. Ладно, мам, давай мне телефон дядьки, я ему позвоню, ситуацию нарисую, а там уж как хочет…
Глава четырнадцатая,
где появляется виновник наших бед и торжеств, то есть наш мужчина, то есть дядька-Валерка
Представьте себе, что вы в бывшем императорском театре, сияющем от позолоты и хрусталя. Взмывает вверх бархатный занавес. Оркестр играет увертюру… а на авансцену, пошатываясь, выходит толстопузый бородатый мужичонка с расплывшейся физиономией и медленно оседает в круге света, не в силах издать ни звука.
Нет, нет, я не хочу, чтобы мой герой так сразу и так позорно провалился в ваших глазах. Я ему помогу! Сейчас появится могучий женский хор, который будет петь: «Люблю тебя! Хороший ты! Люблю тебя! Хороший ты!»
Слушая хор, мужчина оживляется и пробует встать на ноги. Ура! Встал.
Валера Времин сидел в одиночестве на диване, который разобрать вчера не было сил, и пытался понять, должен ли он нынче что-нибудь миру, и если должен, то что именно. «Какое, блин, число сегодня? – подумал он в неопределенной тоске и тут же добавил сам себе: – А ведь это будет первый вопрос психиатра…»
Уборщица тетя Нина приходила по четвергам и понедельникам неукоснительно, стало быть, любой Шерлок Холмс мог бы с уверенностью, переходящей в надменность, столь свойственную доблестным англосаксам, заявить, что сегодня не понедельник и не четверг.
