:
Потом пришла пора ветров и остываний,
Луна наполнилась волной живых роптаний:
Все было у нее — и реки без числа,
И глубь морей, стада и грады, смех и стоны,
Была любовь, был бог, искусство и законы —
Все постепенно тень взяла.
[10]Не потому ли мы любим ее, что поэты, которым мы обязаны извечным самообманом, пропитывающим всю нашу жизнь, обольстили наши взоры всеми образами, увиденными в ее лучах, научили наше безудержное воображение постигать на тысячу ладов неизменную ласку ее сияния?
Когда она выплывает из-за деревьев, озаряет трепетным светом ручей, сквозь густую листву играет на песке аллей, шествует одинокая по черному пустынному небу, клонится к морю, протягивая по его струистому, зыбкому простору светоносную дорожку, — разве нашу память не осаждают все вдохновенные строфы, сложенные в ее честь великими мечтателями?
Если мы идем по улице ночью и на душе легко, а она, повиснув над чьей-то крышей, смотрит на нас, круглая-прекруглая, точно желтый глаз, у нас в ушах звучит бессмертная баллада Мюссе.
И разве мы не смотрим на нее его глазами, глазами поэта-насмешника?
Ночь веет желтой мглою
[11];
Вот башня в забытьи, —
С луною,
Как точкою над i.
Какой угрюмый гений
На нитке вздернуть мог
Сквозь тени,
Луна, твой диск иль рог?
Если мы гуляем по берегу океана, озаренному ею, и нам взгрустнулось, разве не просятся на уста эти прекрасные и печальные строки:
Луна бродячая, одна в дали морской,
Гладь черных вод кропит серебряной слезой.
Если мы просыпаемся среди ночи и на постель из окна падает серебристый луч, разве не чудится нам белое видение Катюля Мендеса:
Она сходила к нам, сжимая стебли лилий,
И плавные лучи тропинкой ей служили.
Если мы вечером идем полями и вдруг издали доносится жалобный вой собаки, разве не приходят нам тотчас на ум чудесные стихи Леконта де Лиля:
Лишь бледная луна, прорезав толщу туч,
Лампадой мрачною свой зыблет грустный луч.
Клейменный яростью, безмолвный и туманный
Осколок, мертвый мир, весь поглощенный мглой, —
Она роняет вниз с орбиты ледяной
Свой отсвет гробовой на океан ледяный.
В вечерний час тихо бредешь по аллее, обняв стан возлюбленной, сжимая ей руки и целуя ее в висок. Она слегка утомлена, слегка взволнована и идет медленно, усталой походкой. Но вот скамейка под деревом, залитая мягким, нежным сиянием.
Разве в то же мгновение не вспыхивает в нашей памяти, в нашем сердце, словно чудесная песня любви, очаровательное двустишие:
И пробудить, садясь, тот блик печальный,
