Грэшем мгновенно отвел руку с мечом назад, рассчитывая придать удару силу. Лезвие сверкнуло в воздухе. Меч разрубил голову первого из мятежников от щеки до щеки, задев язык. Все лицо его залила кровь. Нападавший упал. Остальные, видимо, колебались. Они скорее ощутили на уровне инстинкта, чем успели заметить то, что произошло. И все же один из них не успел остановиться вовремя, и второй удар Грэшема отсек ему ухо. На глазах у пораженного ужасом матроса оно упало на палубу. Тут в другой руке Грэшема как бы сам собой возник итальянский кинжал. Грэшем извернулся и нанес нападавшему удар кинжалом сзади и сверху, так что лезвие вошло в его грудную клетку. Тот едва не упал на Грэшема, и он невольно поддержал смертельно раненного врага, истекавшего кровью (со стороны могло показаться даже, будто Грэшем обнял его). Жизнь вскоре оставила мятежника. Грэшем извлек кинжал из его тела, и оно бессильно повалилось на мокрую и грязную палубу.
Остальные мятежники попятились. Один из них споткнулся о недвижно лежавшего на палубе Маниона, который застонал и зашевелился. Держа меч перед собой, Грэшем бросился вперед. Они отступили на несколько шагов. Внезапно Грэшем почувствовал, что кто-то стоит с ним рядом. Это была Анна, вооружившаяся сломанным шестом для чистки пушек.
Между тем Манион с трудом, пошатываясь, поднялся на ноги. Кровь текла по его лицу, на голове зияла рана. Грэшем подумал: у его слуги, должно быть, железный череп. Любой другой на его месте был бы убит подобным ударом.
— Баркас! — прохрипел Манион. — Посадите этих гадов на баркас. Пусть плывут домой.
То, что он назвал баркасом, находилось на середине палубы — обычная гребная лодка. Удивительным было только то, что она, казалось, не пострадала во время шторма.
Грэшем недоумевал. О чем думает Манион, если он вообще думает и страшный удар не вышиб из него мозги? Ведь, кажется, только одна эта лодка на борту «Маргаритки» могла быть сейчас использована для плавания по морю. Похоже, она оставалась их единственной возможностью спастись! Словно отгадав его мысли, Манион повернулся лицом к Грэшему и спиной к своим врагам.
— Делайте, что я сказал, без лишних разговоров! — прошипел он. — На баркас их и вон отсюда!
Теперь уже и мятежники изумленно уставились на Маниона. Не сошел ли он с ума? Ведь они и напали на него потому, что хотели беспрепятственно завладеть лодкой, считая ее своим единственным шансом на спасение. Разве офицеры и проклятая баба не желали сами захватить лодку? Не заставив себя уговаривать, они направились к лодке, освободили ее от швартовых, оттащили к борту и столкнули на воду. Тот, кто, по-видимому, являлся вожаком, взглянул туда, где до шторма стояли бочки с водой. Две из них смыло в море, но еще две оставались на месте. Матрос вопросительно посмотрел на Грэшема. Грэшем кивнул. Матросы погрузили одну бочку в лодку, а затем уселись туда сами. Они молча отчалили от борта «Маргаритки», и только отплыв на безопасное расстояние, кто-то из них заорал, оглянувшись назад:
