— А ты сделал бы так для меня? — крикнул Грэшем, обращаясь к спасенному.
Но Роберт Ленг ничего не ответил. Он рыдал, обняв обломок мачты, как своего лучшего друга или самого родного человека.
Шторм закончился так же внезапно, как и начался. Сила и ярость ветра постепенно пошли на убыль, затем его ритм нарушился, рев ветра и волн сменился глухим ворчанием. Когда наступило относительное затишье, перед взором уцелевших обитателей «Маргаритки» открылась удручающая картина.
Высота надводного борта составляла всего около двух футов, трюм заполняла вода. Если бы в борту судна были сделаны бойницы для пушек, оно бы уже затонуло, но несколько пушек размещались высоко на верхней палубе, у перил. Впрочем, три из них смыло во время шторма, а четвертую матросы сбросили вслед за ними, чтобы сделать катер легче. Вдобавок грот-мачта зловеще раскачивалась.
Пережили шторм, кроме Грэшема с Манионом, Ленга и Анны, еще десять членов команды. Капитан оказался в числе тех, кто погиб в волнах во время шторма. Еще двое неподвижно лежали на палубе. Один из них во время шторма разбил голову, ударившись головой о ствол пушки, другой — ударившись о железные перила. Оба они расстались с жизнью.
Те, кто уцелел, сидели на баке, угрюмые и злобные. Грэшем решил проведать Анну. В это время дверь отворилась, и она сама вышла из каюты. Вдруг на лице ее появилось выражение ужаса. Она заметила опасность прежде Грэшема. Он резко обернулся и увидел: оставшиеся члены команды окружили Маниона. Кто-то из них нанес ему удар доской по голове, когда тот нагнулся, пытаясь открыть люк. Манион упал на решетку люка, и вся орава заревела от восторга. А потом они, словно стая гиен, бросились к Грэшему.
Он и сам плохо понимал, что делал в эти минуты, словно им управляла какая-то сила, вырвавшаяся из мира его инстинктов и спасшая его жизнь в решающий момент. Дрейк, отправляя Грэшема на «Маргаритку», не запретил ему взять свой меч. Как это ни странно, меч висел у него на поясе и во время бури, хотя во время качки длинный клинок мог заставить хозяина споткнуться и потерять равновесие, а против буйства стихии человеческое оружие было бессильно. Но сейчас пришло время пустить его в ход.
У мятежников был жуткий вид. Их и без того поношенная одежда превратилась в мокрые и грязные отрепья, большинство из них потеряли часть зубов, что делало их физиономии еще более отталкивающими. Но больше всего Грэшему почему-то запомнилось шлепанье их босых ног по мокрой палубе.
