— Вы еще не истратили все свои деньги, мастер Грэшем? — спросила королева. Общаясь с ним, она постоянно упоминала о его богатстве и так же постоянно говорила о собственной бедности. — Наверное, у вас ушло много денег, полученных в наследство, на все то, на что вы, мужчины, тратите деньги?
— Я бы охотно потратил свое наследство на подарки вашему величеству, — заметил Грэшем (он чувствовал себя очень напряженно, как всегда в таких случаях, но показывать этого было никак нельзя), — однако и самое большое в мире состояние мало что может добавить к той красоте, которой вас одарила природа.
По правилам танца они должны были уметь вовремя проскользнуть между другими танцующими парами (всего их было пятнадцать или двадцать), и Грэшем иногда замечал брошенные на него ненавидящие взгляды других придворных.
— Ваши слова производят впечатление, молодой человек, — заметила королева, — тем более у вас почти нет возможности их обдумывать. — Она помолчала немного и добавила: — Будьте осторожны. Здесь есть люди, относящиеся к вам как к придворному выскочке.
«А к вам, ваше величество, — подумал Грэшем, — кое-кто здесь относится как к незаконнорожденной дочке блудницы Анны Болейн, которую к тому же многие считали ведьмой. Но ведь вам это не мешает».
— Благодарю вас, ваше величество, — сказал он скромно. — Но все же иногда выскочки держатся в жизни лучше, нежели те, кому в жизни все доставалось легко.
Господи, что он такое болтает! Ему оставалось только сказать королеве: «Незаконнорожденные должны держаться вместе». Глаза королевы оставались непроницаемыми. Они расстались, поклонившись друг другу, как того требовал этикет, он — низко, она — слегка, так, чтобы это не выглядело пренебрежительным, но и не расценивалось как знак внимания.
— Ну, это было занимательно, — объявил Джордж, усадив его за один из столиков для гостей. Он где-то раздобыл какую-то еду и наполовину полную бутылку вина. Слугам не позволялось сидеть за одним столом с господами, а потому Грэшем отослал Маниона на кухню, где, как свидетельствовал опыт, можно было найти даже лучшую еду и напитки, а заодно Манион мог поразвлечься там с какой-нибудь служанкой.
— Что именно? — переспросил Грэшем. — От её дыхания может свернуться молоко на расстоянии пятидесяти шагов, и никто никогда не угадает, какой камень может оказаться у нее за пазухой. Я…
— Да я не о том, дуралей, — перебил его Джордж. — Кто говорит о тебе? Я о том, как сегодня принимали злополучного посла. Ты сам это заметил, олух из олухов?
