— Каждый из вас получит по ружью. А ваших женщин мы переправим в спокойное место.
— Никуда я не поеду! — заявила я и, схватив со стола пергамент, отвернулась и надежно спрятала его в потайной карман панталон. — Я не хочу расставаться с моими друзьями. И если там война, что ж, тем хуже для войны.
— А ты, Агриппина? — спросил девушку Аршинов.
Та перекрестилась и отважно сказала:
— Куда все, туда и я.
— А ты, Малькамо? Ведь ты можешь остаться здесь, у своего наставника. Разве ты не хочешь, чтобы тебя защищали крепкие стены монастыря?
— Ни за что! Я с вами! Я сам хочу найти рубины и водрузить на себя священный венец праматери нашей, царицы Савской.
Малькамо воодушевился, глаза его горели.
И вновь Аршинов спросил:
— И теперь, господа, я снова вернусь к своему предложению, так как независящие от нас обстоятельства только ухудшили его: кто согласен ехать со мной на север, к озеру Тана, чтобы найти рубины царицы Савской? В них спасение нашей колонии.
Единодушное «согласен» было ответом бравому казаку, радетелю "Новой Одессы".
* * *
Мы с Агриппиной покинули мужчин, еще обсуждавших предстоящую итальянскую кампанию, и пошли укладываться на боковую.
В келье прямо из стены выходили каменные уступы, на которые было наброшено какое-то стеганое лоскутное тряпье. Мы достали вещи и принялись раскладываться.
— Ах, барыня, — сказала вдруг молчавшая до сих пор Агриппина, — моченьки нет. Зачем я пошла с вами? Страсть, как боюсь! Что же теперь будет? Война ведь!
— Ну, что ты так переживаешь? Ведь ты можешь отказаться и вернуться обратно, в поселение.
— Нет! — вскрикнула она испуганно. — Не хочу!
— Почему? — спросила я, и тут меня пронзила догадка. — Агриппина, ты влюблена! В кого? В Прохора или Григория?
Девушка опустила голову:
— В Георгия…
— Что ж, тоже неплохо. А он что?
— Молчит. Гордый он. А я, не думайте что, девушка честная и себя блюду.
— Не поняла, так ты ему нравишься или нет?
— Не знаю, — вздохнула она. — Да если бы и нравилась, все равно не выйдет ничего. Братец не допустит. Он за меня ответственный. И еще…
— Что?
— Не даст он нам пожениться.
— Почему? Потому что Георгий не русский? Но он же перешел в православную веру.
— Бедный он. А у братца Савелия Христофоровича только деньги на уме. Вот поэтому и не даст. Для него любой жених беден, так и помру в девках! Ведь сватались за меня в Супонево и владелец извоза, и печник, а ему все мало было. Сирота я, только братец с женой мне родственники. Я так молилась, так молилась, что даже в монастырь уйти хотела.
