— Думаю, поэтому вас и обыскали. Решили, что вы прячете деньги где-нибудь в платье.
— Я тоже так думаю, — кивнула я, хотя думала совершенно не так.
— Вы же поехали в город с провожатым. Куда подевался г-н Аршинов?
— К нему подбежал его слуга Али, и Аршинов меня оставил.
— Нехорошо, — покачал головой Рощин. — Александрия — воровской город, негоже было оставлять даму одну.
Мне пришла в голову мысль.
— Скажите, Сергей Викторович, кто-нибудь из переселенцев отправился в город?
— Конечно. Мы дали возможность людям немного размяться. Отправили две большие шлюпки. Скоро они должны вернуться. Иван Александрович разрешил прогулку до шести. Вы думаете, что на вас напали наши люди?
— А с чего бы им тогда молчать, когда они меня обыскивали? Только чтобы не выдать того, что они русские.
— Возможно, вы правы, — задумчиво произнес Рощин. — Я выясню, кто из поселенцев был на берегу. Отдыхайте, Аполлинария Лазаревна.
— Сергей Викторович, мне бы бадью какую-нибудь с водой. Вся изгваздалась.
— Я распоряжусь, — кивнул он и вышел из каюты.
Воду принесли два дюжих матроса в бочке с ручками. Она оказалась пресной — не зря в Александрии запасались водой. Благодать! Я вымылась, постирала белье (вновь помянув добрым словом наш женский институт, где всему этому учили), и почувствовала себя на седьмом небе — все тело дышало, а о неприятном инциденте напоминала только ссадина на лбу. Что ж, ее можно прикрыть шляпкой.
На палубу я вышла вовремя. К судну подходили две шлюпки с возвращающимися с берега поселенцами. Я разглядела среди них Аршинова с мальчиком, Маслоедова в окружении сестры и жены, рядом возвышался хмурый осетин Георгий Сапаров. В другой шлюпке сидели казак Толубеев с сыновьями, чиновник Порфирий Григорьевич Вохряков и Лев Платонович. И это не считая тех поселенцев, которых я просто не запомнила.
Прежде всего, надо было рассказать Аршинову, что со мной приключилось. Уж он сможет мне помочь. Но тогда придется сообщить и об обыске в комнате, и о пергаменте. Почему-то мне не хотелось этого делать, так как гнусная мыслишка о том, что именно Аршинов может быть причастен ко всем этим тайнам, не отпускала меня. Но я отогнала ее. Ведь кто, как не Николай Иванович, показал себя с прекрасной стороны в Париже?[15] И подозревать его, по меньшей мере, нелепо. А союзник, обладающий полнотой знаний о том, что происходит, не помешает никогда!
Аршинов, только взойдя по сходням, кинулся ко мне:
— Полина, вы живы-здоровы! Боже, какой я болван, что оставил вас одну!
