Жора Жирняго | страница 96



Андрей развернулся — и резко ударил Смога в солнечное сплетение. Падая, „мененджер“ успел схватить Андрея за ноги — и они оба, сцепившись, покатились по лестнице…

Общеизвестен пример: хрупкая мать, в одиночку, приподнимает наехавший на ее ребенка грузовик… Сила любви превосходит силы, понятные физике, физиологии — вообще силы, отпущенные человеку на простые — или даже не то чтобы простые, но безлюбовные действия. Поэтому — хотя за целеустремленным Смогом стоял регулярный, безжалостный, зачастую изматывающий физический тренинг, а за Андреем — обычные любительские тренировки (скорее, для хорошего настроения, чем для такого рода „практики“), — примерно через минуту (которая Ренате, закусившей руку, чтоб не кричать, показалась вечностью) Андрей привел Смога в состояние лопнувшего воздушного шарика.

— Не смотри, Рената, это не эстетично…, — сказал Андрей, аккуратно вытирая ладони носовым платком.

…Они вернулись к Ренате, сели на диван, обнялись (Рената после шока от драки все еще не чувствовала своего тела), и Андрей сказал:

— Я завтра вернусь к себе. А сегодня… Можно я побуду у тебя?

Чтобы не умереть от счастья, Рената не ответила на этот вопрос прямо, а сказала:

— Знаешь что? Давай сломаем эту перегородку! В смысле: этот пол-потолок! Сделаем лестницу — от меня к тебе, от тебя — ко мне?

И Андрей сказал:

— Давай.

Он засмеялся и повторил:

— Конечно, давай!

И потом сказал:

— А какие пейзажи ты хочешь? На стенах, на полу?

И Рената сказала:

— Я разные хочу. Самые разные…

— Например?

— Например, я снега хочу. Сейчас декабрь, а снега все нет…

И Андрей сказал:

— Будет для тебя снег. Будет Гренландия, Лапландия, Ингерманландия… И хвойный лес… И финские саночки возле пологой горки…

А потом он сказал:

— Я знаю, почему ты хочешь снег.

И Рената спросила:

— Почему?

— Ты хочешь снег потому, — сказал Андрей, — что после него, войдя в дом, человек особенно остро чувствует тепло. Наслаждается им. И, когда я тебя раздену, а я сделаю это прямо сейчас, тебе станет холодно, а я буду согревать тебя. Я буду всю мою жизнь согревать тебя, понимаешь?

Тело постепенно, частями, возвращалось к Ренате — под губами Андрея начали проступать — оживая, возвращаясь из небытия — плечи, шея и собственные ее губы — это длилось долго — и длилось мгновенно — ровно столько, чтобы воскреснуть, — и вот она уже ощутила все свое тело — полностью, целиком.

Оно яростно жило в вечности, сжигая в своем пламени все былые и грядущие страхи, ссоры, обиды — всю эту мелочную человечью чушь, которая, как сорняк, забивает собой пустыри, пустыни, пустоши нелюбви — но к этим двоим, идеально подошедшим друг другу, как зарифмованные строки, все это уже не имело никакого отношения — они были сильны, как никогда, сливаясь с любовью друг друга, с любовью всего мира: двое, ставшие единым, навсегда защищены ладонью Дарителя.