Получалось вульгарно.
— Если бы он был женского полу, — сказал Крафт (смутьянов так и не вывели), я бы назвал фотографию: «Пьяная педикюрша».
— Тише!! — гаркнули хором старушки.
— Гля, — мятежный Берг протянул Тому и Крафту новую серию комиксов.
Пузырь над аудиторией:
«Что вы думаете про писателя Жучкина?»
Пузырь над Жорой:
«Он пишет не свою прозу. Он пишет про лошадей, а ему надо бы про людей».
Пузырь над аудиторией:
«А про Кладовского?»
Пузырь над Жорой:
«Он пишет про горы, а ему надо бы про налоговые сборы. И про чиновничьи поборы! Ему бы следовало использовать свой уникальный опыт».
Пузырь над аудиторией:
«А про Мелкомьянова?»
Пузырь над Жорой:
«Он пишет о российской конституции, а ему надо бы о нидерландской проституции».
Последний рисунок данной серии: сидят Крафт, Берг и Том, воздев к Жоре худые, иссохшие руки.
Подпись:
«Укажи, Моисей, наш истинный путь. Выведи из тьмы египетской!»
— Ух ты, какой он у тебя изрядный!.. — сказал Крафт.
— Какой есть. Русский писатель и должен быть плотью обилен, бородою космат, глаголить ржаво, со скрежетом, однако же зычно. Других на Руси не воспринимают.
— Это верно. A вот я жил два года в Германии... — оживился Крафт.
— Как это тебя угораздило?
— Да по контракту... Так там считается, что писатель должен быть как раз наоборот: маленький… тихий такой, незаметный...
— Ну, то немцы... Битте шен, данке шен... Здесь маленького-то вмиг подомнут... Вот такие как раз, как этот жиртрест, и растопчут...
— А Изяслав Слабниковский? — не унималась пытливая аудитория. — Что вы можете сказать про Изяслава Слабниковского?
— Набокова предпочитаю читать в оригинале, — неожиданно отрубил Жора.
— Врезал правду-матку, любезную широким слоям населения, — прокомментировал Том.
— И потом: до какого кощунства, до какого дурновкусья надо докатиться, — почти натурально распалился Жора, — чтобы набоковский язык использовать для картин беспросветности, убожества, уродства нашего с вами существования — тем паче в захолустье!..
При этих словах сидящая рядом с нами старушка нацелилась в Жору слуховым аппаратом: видимо, тоже не поняла фраппирующего сочетания «Набоков» и «убожество нашего с вами существованья».
— Кроме того, — продолжал Жора, — этот литератор напоминает мне пятиклассника, коему впервые открылись чудеса метафоры. Прочтешь, буквально, две строчки: как, как, как, как, как... Облако, как рояль, а рояль, как облако. Прочтешь две других: как, как, как, как, как... В глазах рябит, тело напряжено, сейчас, чувствуешь, опять на гвоздь напорешься: как... Забавы литобъединения… Невроз, точнее нервный тик прыщавого подростка: кому-то что-то доказать… Телешоу для средних школьников: «какнуть», хоть умри, больше всех...
