Зато другой цикл показался мне любопытным до чрезвычайности, и не только потому, что его автор обладал несомненным художественным дарованием. Это были рисунки, объединенные японской темой. Она была представлена как-то странно, неровно – большинство рисунков, семь или восемь, словно пытались воспроизвести где-то виденное изображение: самурая с двумя мечами и непристойно оголенной нижней частью тела, стоящего на краю обрыва с камнем на шее. Еще два или три рисунка изображали отдых всадников на фоне далеких гор – горы были нарисованы с удивительным мастерством в традиционном японском духе. Лошади на этих изображениях были привязаны к деревьям, а спешившиеся всадники в широких разноцветных одеяниях, сидя неподалеку на траве, пили из каких-то плошек. Самое сильное впечатление на меня произвел рисунок на эротическую тему – отрешенный мужчина в крохотной синей шапочке и отдающаяся ему женщина с широкоскулым славянским лицом. В этом лице было что-то жуткое.
– Простите, господа, – не выдержал я, – а кому принадлежат эти работы на японскую тему?
– Семен, – спросил Володин, – кому твои рисунки принадлежат? Наверно, больнице?
– Это ваши, господин Сердюк?
– Мои, – ответил Сердюк и посмотрел на меня исподлобья своими ярко-голубыми глазами.
– Восхитительно, – сказал я. – Только, пожалуй, немного мрачно.
Он ничего не ответил.
Третья серия рисунков – принадлежащая, как я догадался, Володину, – была очень неконкретной и импрессионистической по исполнению. Здесь тоже была сквозная тема: какие-то три размытых темных силуэта вокруг вспышки огня и падающий на них сверху столб света. По композиции это напоминало известную картину с тремя охотниками у костра, только через миг после разрыва в этом костре фугасного снаряда.
Я посмотрел на другую стену и вздрогнул.
Это был, наверно, самый острый приступ Deja Vu в моей жизни. С первого взгляда на двухметровый картон, покрытый крохотными разноцветными фигурами, я почувствовал свою глубокую связь с этим странным объектом. Встав со стула, я подошел к нему.
Мой взгляд упал на верхнюю часть картона, где помещалось нечто напоминающее план сражения, как их обычно рисуют в учебниках истории. В центре плана помещался заштрихованный синий овал, на котором было крупно написано «ШИЗОФРЕНИЯ». К нему сверху шли три широких красных стрелки – одна прямо упиралась в овал, а две другие, изгибаясь, впивались в его бока. На стрелках было написано «инсулин», «аминазин» и «сульфазин», а от овала вниз уходила прерывистая синяя стрелка, под которой было написано «болезнь отступает». Изучив этот план, я перевел взгляд на рисунок снизу.
