— Что произошло с Кристофером? — вдруг спросил Томас Неш.
— Постойте, господа, иначе мы ничего не выясним.
Он хорошо понимал, что, если сейчас скажет про неожиданную смерть Кристофера Марло, допрос устроят ему самому.
— Я вижу, вы сообразили, о ком речь. Что вам известно про вашего коллегу?
Ответ его поразил.
— Ничего определенного, коронер. — Ричард Бербедж забарабанил пальцами по столу. — Все время куда-то исчезает, а когда появляется, кладет на стол новую прекрасную пьесу. Только и всего!
— И вы никогда не расспрашивали его?
— А зачем? — Монарх в жестяной короне от искреннего удивления поднял брови. — Если человек сам не хочет чем-нибудь поделиться…
— Или же не имеет на это права! — добавил Томас Неш.
— …Он либо уклонится от прямого ответа, либо солжет.
— Вы правы, — вынужден был присоединиться к этому высказыванию Джон. — Значит, вы ничего не знаете? — подытожил он, уже собираясь идти.
— Почему бы это нам не знать? — остановил его грозный странник.
(Неужели он в таком виде шляется по улицам? А впрочем, в Нортон Фольгейте чего только не увидишь!)____ — Кое-что знаем, точнее — догадываемся.
— О чем именно?
— К примеру, я готов поклясться, что он не однажды находился во Франции и причастен к уничтожению враждебной нам Католической лиги во главе с Генрихом Гизом. Не имею представления только о степени его причастности.
— Откуда вы знаете?
— Известно откуда, — Том пожал плечами, словно речь шла о чем-то незначительном, — из его же трагедии «Герцог Гиз».
— Вот как! — Наконец-то разговор приобретал чисто специфическую форму.
— А Вы читали трагедию?
— К сожалению, только эти два отрывка. Но по Вашим словам выходит, что в ней речь идет о действиях нашей разведки?
— Ничего подобного не выходит, — почему-то начал раздражаться Томас. — И я об этом не говорил.
— Как Вас понимать?
— Господи! Да это же ясно: когда мы, драматурги, читаем художественное произведение, то видим в нем намного больше, нежели обычный зритель. Это же очевидно!
— Что-то я ничего не соображу. Объясните, пожалуйста, что именно Вы имеете в виду?
— Если Вы этого не понимаете, то как я Вам объясню? — уже совершенно разозленный, ответил Томас. — И вообще, есть вещи, которые не поддаются объяснению, если человек сам к ним непричастен.
— Извините, но я должен это понять, потому что пришел не из любопытства, а по делу.
— «По делу, по делу!» — пробурчал Томас.
— Не злись, Том, — повысил голос Ричард. — Попробую объяснить я. Видите ли, в чем дело, коронер: работа драматурга, независимо от того, о каком времени идет речь и какие лица действуют, всегда персонифицирована. Он слышит голоса реальных людей, возобновляет в памяти реальные разговоры, отыскивая в них точное, колоритное слово, многозначительную деталь, присущую лишь данной конкретной личности. Это помогает и нам, актерам, сценично воссоздать правдивый образ. Так что в любом произведении заложен личный житейский опыт автора, его мировоззрение, его отношения к событиям, их общественная оценка. Все это порой видно по еле уловимым нюансам. Выделить их, ощутить — значит, в какой-то мере составить биографию самого автора, которая в общих чертах обязательно будет более или менее вероятной, ибо за спиной героев произведения незримо стоит сам автор.
